Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

Миша, юноша с ярко выраженной еврейской внешностью, попал к немцам у Буга. В Печорском лагере вместе с другими евреями Мишу расстреляли в противотанковом рву. Ночью он очнулся под грудой тел. Мучимый болью и жаждой, с простреленной грудью и раненой рукой, он соорудил из трупов ступени и выбрался из рва. Где-то отлеживался. Чем-то питался. Медленно пробирался на восток. В конце концов, уже осенью на Сумщине попал в партизанский отряд. Попросился в разведку, заявив, что свободно владеет немецким языком. (Родным языком Миши был идиш. На идише говорили в их доме. Он окончил 7 классов еврейской школы. К нам попал в 8-й класс)

Однажды его отделение взяло двух «языков». Несколько дней добирались до меняющего дислокацию отряда. Уже в нескольких шагах от штаба Миша не выдержал и задушил (не застрелил, а задушил!) обоих немцев. В штабе он объяснил, что долго боролся с собой, что понимал, как нужен «язык», хотя бы один, но ничего не смог поделать, не смог пересилить себя, не мог долго видеть живых немцев в военной форме. После того, как подобное повторилось, Мише запретили конвоировать пленных. Запретить ему брать «языка» справедливо посчитали бессмысленным, так как никто в разведке не делал этого лучше Миши.

Я уже говорил, что у него была ярко выраженная еврейская внешность. К тому же он ужасно картавил. Как-то один из новичков партизанского отряда позволил себе посмеяться над этими качествами и вообще — над жидами. С того дня, когда Миша выполз из противотанкового рва, он не смеялся. И не терпел шуток на определенные темы. На свое несчастье новичок не знал этого. Автоматная очередь прекратила его антисемитские шутки. К этому времени Миша был награжден орденом Красной звезды. Его лишили награды.

Спустя некоторое время Миша убил еще одного антисемита. С тех пор разговор об «абхашах и сахах» немедленно прекращался, если знали, что где-нибудь поблизости этот сумасшедший жид. Его уважали за безумную храбрость, за жестокость к немцам. Но боялись.

И не любили. Не только рядовые партизаны, но и командиры. И когда до штаба дошли слухи, что земляки застреленного Мишей партизана собираются убить его, командование не предприняло никаких мер. В разведку они ушли вчетвером — Миша и три земляка убитого им партизана. Через два дня он вернулся раненный ножом в спину. Привел «языка». О товарищах по разведке в штабе сухо доложил: «Убиты». Кем и при каких обстоятельствах, осталось невыясненным. (На мой вопрос, когда были убиты разведчики — до или после взятия «языка», Миша сухо ответил: «Не помню». И не захотел продолжать разговора на эту тему. Но если бы разведчики были убиты после, «язык» мог быть свидетелем происшедшего. Следовательно, Миша в одиночку, раненный ножом в спину, взял «языка»!)

После этого партизаны уже не предпринимали попыток расправиться с Мишей.

— Да, это парень! Это вам не наши покорненькие жидочки. Только в Израиле еще есть такие евреи.

Разговор происходил вскоре после Шестидневной войны. Миша для них был исключением. Евреи ведь не воевали. Мои возражения они даже не хотели слышать. Вообще национальный вопрос был ими продуман окончательно и бесповоротно. Украина должна быть самостийной. Москалей — к чертовой матери в Россию, а всех жидов без исключения — в Израиль.

— Но ведь евреи в Израиле не делают этого с арабами, — возразил я.

— Ну и говнюки, что не делают.

Я несколько отвлекся от темы. Но именно этот разговор последовал за фразой «это вам не наши покорненькие жидочки».

Еще раз пришлось мне услышать нечто подобное. Мой добрый знакомый еврей, Герой Советского Союза Володя Гопник, в прошлом военный летчик, давно уже на пенсии по инвалидности. Работает на маленькой административной должности, директор кинотеатра. Его фронтовой товарищ дослужился до генерал-лейтенанта авиации и занимает очень высокую командную должность в том же городе. Обычный украинец-служака, такой себе нормальный антисемит. Но со своим фронтовым товарищем-евреем по-прежнему дружит. Дружат семьями, часто бывая друг у друга.

После возвращения из Египта, где он был советским военным советником, генерал собрал в своем доме друзей. Пришел, естественно, и Владимир Гопник.

Генерал последними словами поносил арабов. Говорил он о них с такой лютой ненавистью, словно только что вернулся с войны против арабов, а не служил у них военным советником. И тут же с удивительной теплотой и симпатией заговорил об израильских летчиках. Тем более удивительной, что никогда не скрывал своих антисемитских настроений. Он захлебывался, не находя нужных эпитетов, и заключил: