Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

Нет, у меня не было оснований не верить Некрасову, когда он говорил, что не любит поэзии. Но однажды…

Случилось это в конце лета 1973 года. Виктор позвонил по телефону:

— Ты занят?

— В меру.

— Приходи ко мне. Выпьем. Мне прислали кетовую икру.

— Если только ради этого, то…

— Не только. Эмик приехал.

Отказать себе в удовольствии встретиться с Наумом Коржавиным я не мог. Вместе с сыном отправился к Некрасову.

Эмик пришел с женой, милой деликатной Любой. Жена Некрасова, Галина Викторовна, приготовила бутерброды. Мы сидели вокруг кухонного стола. Предполагалось, что в кухне не установлены микрофоны, хотя я неоднократно предупреждал Виктора о том, что в его квартире «слухалки» имеются даже в унитазе.

Эмик читал свои новые стихи. Нелюбящий поэзию Некрасов смотрел на него примерно так, как в свое время с гордостью и любовью смотрел на Зинаиду Николаевну, рассказывавшую какую-нибудь забавную историю.

От волнения, быстро потирая кулак правой руки левой ладонью, Коржавин прочитал «Песнь о великом недосыпе». Некрасов попросил прочесть еще раз, что Эмик сделал с удовольствием.

Увы, слушали поэта не только сидевшие за кухонным столом. Следователь КГБ настойчиво выпытывал у меня, кто был шестым во время этой встречи. По голосу они не определили моего сына.

Этот же следователь как-то продемонстрировал мне отличную осведомленность о том, что происходило, и о чем говорили мы во время встреч.

Девятого мая 1965 года мы праздновали двадцатилетие со дня Победы в корреспондентском пункте «Литературной газеты». На нашем «мальчишнике» компанию ветеранов разбавил только один человек, не знавший фронта — режиссер студии документальных фильмов, сотрудничавший с Некрасовым. Тема войны в его талантливых фильмах и погибший на фронте старший брат, безусловно, давали право Рафе Нахмановичу отпраздновать день Победы вместе с фронтовиками.

Окна корпункта завесили, как во время войны, в целях светомаскировки. На столе, накрытом газетами, горела коптилка. Селедка, консервы, гречневая каша, ломти черного хлеба — все, как на фронте. Курили только махорку. Командовал парадом хозяин корпункта, Григорий Кипнис в военной форме со старшинскими погонами. Судя по гимнастерке, на фронте он имел более скромные габариты. На стенах лозунги примерно такого содержания: «Воевали ли евреи? Ответ в пьяном виде дает Макс Коростышевский». Ни для кого не было секретом, во что превращалась физиономия «спрашивающего» после такого ответа.

Виктор с удовольствием оглядел стол:

— Эх, жаль. У меня дома кинокамера с итальянской пленкой.

— Низкопоклонник и космополит, — сказал я, — советская тебя не удовлетворяет? К тому же, Остап Бендер дал отличный совет: не оставлять фотографий на память милиции.

Виктор улыбнулся и ответил:

— Тебе, по крайней мере, уже нечего опасаться. На тебя там не досье, а целая комната заведена.

Все рассмеялись этой шутке.

Спустя несколько лет следователь КГБ сказал мне:

— Вы помните, как пошутил Виктор Платонович, когда вы праздновали день Победы? А ведь он не так уж далек был от истины.

Что касается микрофонов и прочих способов общения КГБ с Некрасовым, у нас, у его друзей, ходила мрачная шутка, впервые произнесенная спортивным журналистом: «КГБ натаскивает на нем своих кадетов».

Однажды Некрасов рассказал мне любопытную историю.

Вечером на Крещатике его случайно встретил знакомый подполковник КГБ. Пригласил пойти выпить. А где выпьешь в половине одиннадцатого? Не ехать же ради этого на вокзал? Но подполковник самоуверенно заявил, что все будет в полном порядке, и повел Виктора в бар гостиницы «Днипро».

Массивная стеклянная дверь бара оказалась запертой. За стеклом, словно в витрине, стоял дородный старик-швейцар в униформе с золотыми галунами и лампасами. Швейцар открывал двери только чтобы выпустить посетителей из бара. При этом он подобострастно кланялся в знак благодарности за чаевые.

Молодой подполковник решительно постучал по стеклу. Швейцар не обращал внимания. Повторил настойчивей. Швейцар нехотя взглянул на двух не представлявших особого интереса людей в гражданских костюмах. Подполковник через стекло показал свое удостоверение. Только тогда старик отворил дверь и впустил внутрь.

— Все, что затем произошло, не просто позабавило, а доставило мне огромное удовольствие, — рассказывал Виктор. — Швейцар из подобострастного принимателя чаевых вдруг преобразился в начальственную особу. Его седые усы и борода вмиг стали похожи на грим новогоднего деда Мороза. «Ты кому, щенок, показываешь удостоверение? Ты что, сопля, при исполнении служебных обязанностей? Удостоверение ты решил пустить в ход, говнюк ты этакий? Так я тебе покажу удостоверение». И он показал. Ты, конечно, не поверишь, но этот бутафорский дед оказался полковником КГБ. Мы вылетели из бара, как ошпаренные. Давно уже я не получал такого удовольствия.