Утром в Братиславе пересадка в венский поезд. По мосту пересекаем границу. В вагон входят то ли военные, то ли жандармы, то ли просто полицейские — неважно. Главное — они вооружены израильскими автоматами «Узи». Это очень успокаивает. В Вене грузимся в автобус и, сопровождаемые эскортом полицейских на мотоциклах, подъезжаем к большому мрачному зданию с тяжёлыми деревянными воротами. Ворота растворяются, и автобус въезжает в просторный двор. Ворота запираются ещё до того, как первый пассажир автобуса успевает подойти к двери. Клаустрофобией я не страдаю. Но обстановка какая-то беспокойная, неприятная, сжимающая. Возможно, это объясняется периодическими выкриками часового у ворот «Ахтунг!». Возможно, только у меня, уже слышавшего немецкие команды, такое отношение к окружающему. Но внутри здания, особенно в столовой мы быстро забываем о неприятных ассоциациях.
Всё это — и таможенный досмотр вечером накануне, и ночные страсти в Кошице, и даже прибытие в Вену — я рассказал, чтобы прояснить обстановку.
В большом помещении рядом со столовой небольшими группами кучковались евреи. В основном — из среднеазиатских республик. Европейских очень немного. По пальцам можно пересчитать. Невдалеке от нас явно европейская семья из четырёх человек. Красивая стройная женщина средних лет. Её муж, примерно сорокалетний мужчина с небольшой аккуратной бородкой на худощавом лице и с грустными еврейскими глазами, в которых всё-таки затаились две смешинки. Юноша лет восемнадцати и мальчик примерно тринадцати-четырнадцати лет. Не исключено, что я сейчас ошибаюсь, описывая возраст детей. И главное — ничего не стоит снять телефонную трубку и уточнить. Но почему-то не хочется. Почему-то надеюсь, что читатель простит мне, если я допустил погрешность.
— Чего это она глаз с тебя не сводит? — Недовольно спросила жена.
Я не сразу понял, что она имела в виду. Но, проследив за её взглядом, догадался, что речь идёт о красивой матери семейства. Действительно, несколько раз я замечал, что она меня внимательно осматривает. В какой-то момент, явно уловив недовольство моей жены, незнакомка подошла к нам. Интересно, где у них та высокочувствительная антенна, которая так точно воспринимает частоту колебаний ревности другой особы? И когда говорят об интеллектуальном преимуществе мужчин, чему я не очень верю, я задумываюсь над удивительными механизмами восприятия женщинами мыслей и чувств, недоступных восприятию мужчин. Так дельфины слышат ультразвук, абсолютно недоступный уху человека.
— Простите мне, что я так внимательно смотрю на вас, но вы удивительно, ну просто удивительно похожи на моего отца. Ну, просто как близнец.
Тут я вспомнил старые истории, вспомнил, что всегда был на кого-то похожим. Разговорились. Подошёл к нам и её муж. Выяснилось, что они из Москвы после двух тяжелейших лет отказа. Узнав, что мы из Киева, женщина, представившаяся Тамарой, сказала, что она тоже родилась в Киеве.
— Мне почему-то кажется, — сказал я, — что ваш отец был врачом.
Супруги посмотрели на меня с явным удивлением.
— Да, — как-то очень несмело ответила Тамара. — Мой отец был ортопедом-травматологом.
— В таком случае, Тамара, я продолжу вас удивлять. Ваша девичья фамилия — Абелева. А ваш отец работал в первой клинике киевского ортопедического института. И оставил о себе самую добрую память.
— Всё верно. Но откуда это вам известно?
Тут уже и мы — жена, сын и я представились. Я рассказал о начале моей работы в ортопедическом институте, о том, как все считали меня двойником доктора Абелева. Приятным было общение с этой семьёй. Феликс, слегка смущаясь, рассказал, что он, окончил Московский авиационный институт, но никакими авиационными тайнами не владел. Не это, по-видимому, было причиной отказа, а то, что он автор сценариев мультипликационных фильмов «Ну, заяц, погоди!» Популярность этих фильмов была нам известна. Возможно, была и другая причина отказа. Возможно, для отказа вообще не нужна была причина. Кто знает?
Так благодаря дочери моего двойника состоялось наше знакомство с замечательной семьёй Канделей — Тамарой, Феликсом, Женей и Алёшей.
Июль 2008 г.
К этой теме почему-то не решался подступить долгие годы, хотя она тяжелым грузом увязла во мне. Как танк в непроходимом болоте. Наконец, она до предела сжала пружину моего терпения. Взвела курок. Для выстрела надо было только нажать на спусковой крючок. И вот крючок этот появился — обстоятельная и убедительная работа о том, как над Рейхстагом водрузили знамя Победы, и кто за это получил звание Героя Советского Союза вместо тех, кто действительно должен был получить. О том, что в истории со знаменем Победы не всё чисто, я догадывался ещё будучи правоверным коммунистом, старавшимся свято верить в любую официальную ахинею.
Читать дальше