Алексей Иванов - Тени тевтонов

Магистр фон Эрлихсхаузен стоял к костру ближе всех. Жар согревал его суровое лицо. Магистр смотрел на Сигельду. Эта девка достойна самой лютой казни. Она не какая-то простушка, сдуру спутавшаяся с чёртом, а матёрая и злобная ведьма. Это прояснилось ночью. Сигельду пытали раскалёнными печатями; трещала, обугливаясь, её плоть, а ведьма даже не застонала, лишь губы её надменно кривились в усмешке. Такой стойкости не бывает и у святых. Магистр приказал подать Сигельде распятие, и та плюнула на крест; слюна, пузырясь, зашипела на меди. У дьяволицы был один путь — в костёр.

Привязанная к столбу, Сигельда глазами нашла внизу в толпе магистра и снова ухмыльнулась. Сквозь трепещущий над огнём воздух она смотрела на то, о чём магистр ещё не ведал: из портала тоннеля хлынул поток поляков.

Торуньская хоругвь с разгона клином вонзилась в толпу тевтонцев — так волчья стая вгрызается в овечье стадо. На головы и плечи братьев обрушились — словно с неба — шляхетские мечи и чеканы ратников. Тевтонцы падали, не успевая даже вскрикнуть; первыми закричали те, кто был на верхнем ярусе.

И Каетан тоже рубил спины и затылки врагов, вкладывая в удары всю силу. Сердце его колотилось у горла. Вот он — перелом судьбы! Такое долгое ожидание — и наконец-то он сечёт крестоносцев прямо в их логове! Кровь ненавистных немцев обжигала лицо. Вместе с хоругвью Каетан напал на врага с тыла, и ему показалось, будто враг уже обратился в бегство, а это победа! Аркады клуатра и красные стены замка колодцем вздымались над поляками, будто хоругвь сражалась на дне огромной ямы — на дне могилы Ордена.

Передние ряды тевтонцев повалились, изрубленные, и замедлили напор нападающих, однако хоругвь всё-таки оттеснила врагов от лестницы, ведущей на верхний ярус. Над круглыми немецкими бацинетами и гребенчатыми шлемами шляхты ветерок потащил разводья дыма от костра. Отпрянув в первом замешательстве, тевтонцы спохватились — мечи у каждого были на поясе; гнев удвоил ожесточение. Немцы упрямо разворачивались лицом к полякам. В давке и сумраке клуатра будто из ниоткуда засветились рыцарские герренмантели с лапчатыми крестами. Непокрытые головы немцев обрастали кольчужными колпаками хауберков, и кое-где вдруг выросли железные пни клёпаных топфгельмов. Вопли ужаса угасли за лязгом и звоном железа.

Прижимаясь к стене, Рето пробивался по галерее в тот её конец, откуда будет ближе спрыгнуть к костру. Навстречу бежали братья, на ходу оправляя кольчуги: они рвались в бой и толкали Рето, едва не сбивая с ног. Никому уже не было дела до ведьмы, а Рето думал только о ней и стискивал священный меч. В проёмах арок он видел разгорающийся костёр, столб и Сигельду.

И вдруг что-то изменилось. Сигельда, метавшаяся в цепях, вытянулась струной, словно ей надоело притворяться погибающей. Каким-то просторным и властным движением она выпростала из-за спины два огромных крыла.

«Ангел!..» — обомлел Рето, и ноги у него ослабели.

Сигельда мощно хлопнула крыльями, прогнав волну дыма во все стороны клуатра. Грубые цепи, которыми Сигельда была примотана к столбу, словно растянулись и провисли. Крылатая дева невесомо выскользнула из них и легко поднялась над ревущим побоищем в воздух.

Рассветное солнце озаряло верхние этажи Высокого замка, а на тёмном дне клуатра часто искрили перекрещивающиеся мечи — там шёл бой: поляки истребляли тевтонцев. Ульрих Червонка пустил своих головорезов следом за Торуньской хоругвью, как и приказала Сигельда. Продвигаясь по грудам окровавленных тел, табориты беспощадно добивали не только мизгирей, но и раненых поляков. Дрались уже везде: и в аркадах, и на лестницах, и в галереях.

Магистр Людвиг фон Эрлихсхаузен сумел собрать возле себя немногих рыцарей, что не потеряли присутствия духа. Они сомкнулись в неровное кольцо, обороняясь со всех сторон. Длинные рыцарские мечи вспарывали воздух, со смертоносного кригсмессера магистра летели капли крови. Поляки и табориты наваливались отовсюду, но не в силах были прорвать линию тевтонцев. А железные морды топфгельмов не могли искажаться от страха.

— Воскресая в славе после смертной муки, кирие элейсон, мы идём к тебе! — из шлема, как из бочки, глухо и гулко запел магистр, и другие глухие голоса подхватили грозный рыцарский хорал.

Никто в клуатре не смотрел наверх — никто, кроме Рето. А над битвой в воздухе носилась крылатая тварь. Она летала по кругу вдоль галерей, хищно вглядываясь в сумрак за арками. Она взмывала в высоту, переворачивалась, камнем падала обратно и потом снова стремительно взмывала, но уже с каким-нибудь бьющимся человеком в руках. Рассмотрев пленника, тварь злобно кидала его вниз и опять ныряла за добычей. Демоница напоминала чайку, что охотится над прудом, выдёргивая из воды живую рыбу. Рето понял, что летучее чудовище кого-то ищет… Понял, что чудовище ищет его!