Алексей Иванов - Тени тевтонов

В шлемофонах раздался голос фон Дитца:

— Нас подбили, господин гауляйтер. Теряем топливо. Попробую куда-нибудь приводниться. Если вы живы, то не беспокойтесь.

По интонации Кох догадался, что фон Дитц улыбается: он в своей стихии.

Подавляя ужас, Кох ухватился за раму кабины. Холодный злой ветер бил в лицо. Во тьме Кох видел только нижнее крыло биплана, теперь освещённое луной, и кожаный затылок фон Дитца. Самолёт то трясся, то замирал, будто в неподвижности, то страшно кренился. Кох не понимал, что происходит.

Наконец внизу чёрно-бело засверкали волны. Гидроплан с тугим толчком встал на поплавки и заскользил по воде. Сзади послышался плеск.

Держа хвост на весу, гидроплан покачивался вблизи невысокого берега. Фон Дитц, стаскивая шлем, обернулся к гауляйтеру:

— Вот мы и снова дома. Это Пиллау. Прямо перед нами — Лохштедт.

— Пиллау?! — Кох едва не взорвался от гнева. В голове мелькнула мысль: уж не изменник ли фон Дитц?! Не задумал ли он выдать хозяина врагам?

— Неделю мы сможем просидеть в катакомбах, — пояснил фон Дитц.

— А потом? Как без самолёта мы доберёмся до шведского корабля?

Фон Дитц поднялся с места и опёрся о край крыла над головой:

— А на этот случай у вас на привязи в Пиллау есть «морская собака».

За пять лет войны в недрах Пиллау успели соорудить два обширных комплекса. «ZIF» располагался в центральной части города и включал в себя Шведскую цитадель, форт «Восточный», прибрежные батареи и минный завод в форте Штиле. «HAST» находился под горой Швальбенберг; он объединял секретные объекты Военной гавани, судоверфи концерна «Шихау» и батарею «Камстигаль». Комплексы были связаны через станцию подземной железной дороги. Дорога от станции уходила к порту Фишхаузена; завершить её не успели, но всё же подключили к системе коммуникаций бункер в Лохштедте и две батареи — «Нойхойзер» и «Крест святого Адальберта». Впрочем, в этих хитростях Кох не разбирался. Жизнеобеспечение гауляйтера — компетенция адъютанта. Фон Дитц отыскал дизель-генератор и зарядил батареи, чтобы Кох не сидел в темноте. Если фон Дитц не вернётся, гауляйтер будет вынужден выйти из катакомб и сдаться русским. Или сдохнуть в подземельях, как крыса.

Фон Дитц вернулся. Кох услышал, как в тамбуре проворачиваются петли массивной стальной двери. Следом за фон Дитцем в бункер, пригнувшись, вошёл лоцман Грегор Людерс. Кох успел убрать со стола пасьянс и бутылку.

— Рад видеть вас, Людерс, — по-деловому сказал гауляйтер.

Людерс ответил партийным приветствием. С прошлого года оно было введено и в армии. Похоже, старик-фольксштурмовец считал себя солдатом.

Он был сущим болваном, этот Людерс. Таким же сумасшедшим, как его патрон — доктор Хаберлянд, который обустроил в Шведской цитадели музей и назойливо упрашивал гауляйтера эвакуировать его экспонаты в Германию. Кох ценил антиквариат и потому осмотрел собрание доктора. Патриотический хлам. Кох приказал упаковать это барахло в ящики и выписал Хаберлянду с Людерсом разрешение на эвакуацию. Доктор, он был поумнее старика, уехал, а Людерс пожелал остаться и сражаться с русскими, записался в фольксштурм. Кох поручил ему перевезти музейные ящики в Лохштедт. Старый дурень едва не отдал концы от счастья и в благодарность приволок гауляйтеру тот ржавый меч из музейного мусора… Да, было время, когда он, Эрих Кох, забавлялся подобной тевтонской ерундой, соперничая с рейхсминистром Розенбергом и Альбертом Форстером, гауляйтером Данцига… Чтобы отделаться от Людерса, Кох назначил его командовать местной ячейкой «Вервольфа» и отправил в гинденбургские казармы Кёнигсберга — в диверсионную школу. И вот сейчас старик пригодился. Хорошо, что Гуго обладает прекрасной памятью на людей.

— Вы член партии? — требовательно спросил Кох.

— Да, — кивнул Людерс, полез в карман и достал круглый красно-белый значок с чёрной свастикой; такие значки насмешливо называли «бычий глаз».

Свой золотой значок «старого бойца» за номером девяносто Кох выбросил в море с борта ледокола «Восточная Пруссия».

— Враги думают, что мы сломлены, однако наша партия сейчас сильна, как никогда! — заговорил Кох. Он вылез из-за стола и прошёлся по бункеру, изображая раздумье. — Наша партия бессмертна, потому что идея, которую она воплотила, и есть гордый тевтонский дух Германии! Наша борьба только начинается! Поражение в войне было необходимо, чтобы сплотить нас!

Людерс внимательно слушал гауляйтера.