— Ты неотразимо очаровательна, дорогая!
Та только бровью повела. И, перестав глядеть в одну точку, будто пробудившись, продолжала свое:
— Наши законы!.. В чьих руках они? Вот отчего зависит их правда и неправда — оттого, чья рука на них обопрется… Когда бедняк-отец скончался — царствие ему небесное! — моя наивная мать — мир праху ее! — понадеялась на закон. Она взяла нас за руки, трех маленьких дурочек, и отправилась к заправилам венетов, этим самодовольным обжорам, которых развлекали на арене сбереженные отцом медведи. Несчастная вдова просила лишь одного: оставить нашей семье причитавшееся по закону отцовское жалованье, пока мы не вырастем. Всего-навсего! Не так уж оно было велико, жалованье смотрителя медведей. Неужели отец не заслужил у своей партии? Не у прасинов — у венетов [12] Венеты (синие) и прасины (зеленые) — основные соперничавшие между собой политические партии Византии, сложившиеся на ристалищах столичного Ипподрома; каждая такая партия содержала своих возниц и коней, отличая их соответствующим цветом одеяний и украшений.
…
— Конечно, заслужил! — торопливо вставила Подружка.
— Это ты говоришь так. А те, обожравшиеся, говорили иначе. Они, видишь ли, сослались на законы. Мать ссылалась на закон и просила, а те ссылались на все тот же закон и отказывали. Я им еще когда-нибудь припомню, вот увидишь! Ненавижу, ненавижу венетов! — Хозяйка даже ножкой топнула. — Я ничего не забываю, ничего! Мне забыть что-либо порой труднее, чем запомнить… Век буду помнить, как вышвырнули нас тогда венеты. И никогда не забуду, как подобрали нас прасины…
— Что же они предложили вам?
— Что предложили? А что мы умели? Моя старшая сестра начала пользоваться успехом у зрителей, а я играла при ней роль маленькой прислуги. Говорят, получалось… Вот так, милая моя, и пришлось мне едва ли не с детства овладевать артистическим искусством. На арене и… на ложе. Тогда-то нас с тобой и свела воля господня… Как все, оказывается, просто! Очень даже просто… Сначала был один укротитель варварийских львов, волосатый весь, как его звери. Что ему стоило укротить и меня, маленькую глупышку? Но он был дураком самонадеянным, он так и не понял, что, укрощая меня, как своих львят, сделал из доверчивой девчонки дикую львицу. Но до поры до времени я притворялась укрощенной. До поры до времени. Лизала то одного, то другого, униженно лизала! Пока не разбогатела и не ощутила себя независимой от всех этих похотливых болванов. Один, правда, был неглуп. Неглуп и незлобен, редкое сочетание… — Говорившая вздохнула, глаза ее подобрели. — Погиб в боях с гуннами, бедняга, царствие ему небесное. Он-то и подарил мне эту усадьбу… Да, всякие были… Но теперь уж хватит, надоело!
— Разве такое может надоесть? — Подружка усмехнулась уголком рта. — Мне вот, пока женщиной себя ощущаю, никогда не надоест.
— А замуж не хочешь? — усмехнулась в свою очередь Хозяйка.
— Замуж? — та повела плавно покатым плечом под прозрачным шелком. — Муж — само собой, он свое получит. Но что же это, одно и то же вино до конца жизни? Сама знаешь, запретный плод слаще.
— Знаю, милая моя. Знаю, что запретный плод сладок, даже когда он горек. Но меня давно уже тошнит от сладкого.
— Я, пожалуй, какого-нибудь военачальника в мужья себе возьму. — Подружка явно оживилась при мысли о замужестве. — Он в поход, а я… ха-ха-ха!
Она хохотала долго, даже слишком долго, едва не до истерики, наконец совладала с собой, притихла. Хозяйка же, терпеливо выждав, теперь произнесла негромко и снова глядя в упор на кого-то видимого ей одной:
— Нет уж, лучше до конца жизни одно вино, зато из лучших коллекций. Военачальника я не хочу, хватит с меня поминок… Пусть бы мой муж… пускай сидел бы безотлучно в самом Константинополе. И не где-нибудь у дальних цистерн, а поближе к Акрополю. Во всяком случае, не дальше стены Константина… Ну, на худой конец, не дальше стен Феодосия.
— Надоест ведь!
— Не надоест. Мне — не надоест. Прошлое надоело. А будущее… При дворе хочу быть. Хочу! А раз хочу, значит, буду. У самого базилевса [13] Базилевс — византийский император.
на глазах! — И добавила загадочно-задумчиво: — А может, и не только на глазах…
Подружка только рот раскрыла.
— А что? — Хозяйка улыбнулась вызывающе. — Отчего бы и нет, а?
Но тут же, заметив безмолвно склонившегося в дверях раба-евнуха, вмиг окаменела лицом, спросила бесстрастно:
— Чего тебе, Навкратий?
— На дороге всадники, госпожа, — доложил тот, медленно выпрямляясь. — Похоже, к нам направляются.
Читать дальше