Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Я настоял на том, чтобы генерал Слащев дал осмотреть себя врачам. Последние определили сильнейшую форму неврастении, требующую самого серьезного лечения… он решил поселиться в Ялте».

Итак, впредь именовать генерала Слащевым Крымским.

Рушится оборона Крыма. Из степной его части приближаются лавы Второй Конной армии Миронова — прославленного красного командарма, расстрелянного 2 апреля 1921 г., вернее, застреленного в тюремной камере в Москве. Миронов смел выразить возмущение красным террором и истреблением казачества.

11 ноября 1920 г., когда кавалерийские полки Миронова уже обрушились на горный Крым и вот-вот скатятся на побережье, Врангель издает воззвание:

«Ввиду объявления эвакуации для желающих — офицеров, других служащих и их семей — правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из пределов России. Недостаток транспорта приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море; кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственная опасность от насилий врага, оставаться в Крыму».

Непосредственная опасность не угрожала рядовым врангелевской армии — мобилизованным крестьянам южных губерний. Однако все они — десятки тысяч человек — были расстреляны партия за партией в горах, без свидетелей. Операцию по их уничтожению осуществляли Фрунзе и бывший глава венгерской революции Бела Кун.

В Стамбуле Слащев вместе с женой и ребенком поселился в маленькой хибарке — без мебели и средств к существованию. Но это был лишь пролог злоключений.

Тут же, в ноябре 1920-го, Врангель организует офицерский суд чести над Слащевым — теперь, когда Яков Александрович лишен поддержки своих офицеров и юнкеров, это становится возможным. Он беззащитен.

Опальному генералу предъявляются два обвинения:

— «пособничество большевикам»; зверства, чинимые в занятых Добровольческой Армией землях, восстанавливали население против правительств Деникина и Врагеля и вели к появлению «банд зеленых» и партизан;

— самовольный расстрел полковника Протопопова (любимца Врангеля).

Офицерский суд чести постановил, что генерал Слащев не может быть более терпим «в рядах русской армии».

Слащева разжаловали в рядовые. Генерал Врангель проявил неприличную поспешность. В тот же день, 21 ноября 1920 г., он утвердил приговор господ старших офицеров.

Столько бешеной работы, мук, риска — и вдруг такой финал. За все — лишение чинов. Отныне он, Яков Александрович Слащев, изгой.

Это не могло не повлиять на настроение бывшего генерала. Он быстро приходит к отрицанию контрреволюции. Ничего удивительного в том, что он вступает и в переговоры с советским правительством. Ему обещают помилование. И осенью 1921 г. Яков Александрович прибывает на пароходе в Севастополь. Его тут же доставляют на железнодорожную станцию, в вагон Дзержинского.

Слащева действительно амнистируют, и он уже выступает по радио.

«Я, бывший генерал Слащев-Крымский, добровольно вернулся на родину, в советскую Россию. Я раскаялся в грехах и получил прощение от советского правительства. Мне предоставлено право продолжать военную службу, созданы хорошие материальные условия… Я призываю вас всех последовать моему примеру…»

Яков Александрович получает должность преподавателя тактики в Высшей тактической стрелковой школе РККА. Он издает книгу «Общая тактика», проявив себя крупным военным специалистом.

11 января 1929 г. на московскую квартиру к нему постучался некий молодой человек и спросил:

— Вы бывший генерал Слащев?

Получив утвердительный ответ, молодой человек выстрелил в Якова Александровича. Убийцу задержали. Он назвал себя Колен-бергером и заявил, что отомстил за своего брата, казненного по распоряжению Слащева в годы Гражданской войны.

Слащеву было сорок три.

Что молвить о геройском командарме Филиппе Кузьмиче Миронове?

Преданный революции казачий офицер сердцем принял горе народа. Это не могло ужиться со служением ленинской революции. Человек ничего не значил в сплетении формул, из которых следовала лишь одна солдатская подчиненность вождям.