Рядом с Муравьёвым вдруг показались смышлёные мордочки с длинными ушами и красивыми чёрными задумчивыми глазами. Это были ослики, идущие друг за другом стройной колонной. На их спинах были приторочены большие корзины с углём.
— Хабарда! Берегись, батоно, а то запачкаешься! — крикнул ему пронзительно полунагой, в живописных лохмотьях мальчишка, восседающий на одном из ослов.
Николай, улыбаясь, опять посторонился. Ему нравился Тифлис с его бурно кипящей, казалось, такой беззаботной восточной жизнью. Он всего полгода на Кавказе, а уже немного понимает по-татарски, этой латыни Востока. Штабс-капитан никуда не спешит, как истинный тифлисец. Правда, окружающие и не догадываются, что этот одетый в чёрную черкеску и светло-серую папаху горожанин — русский офицер. И слава богу! Потому что штабс-капитан квартирмейстерской части, переодетый в наряд обычного тифлисского обывателя, выполнял секретное задание, которое поручил ему лично наместник Кавказа генерал-лейтенант Ермолов. Николай наблюдал, как проходит слежка за одним подозреваемом в измене чиновником канцелярии наместника. Муравьёв был новой фигурой в Тифлисе. По прибытии сюда его сразу же отправили на персидскую границу для составления подробной карты этого края, а также для секретной работы с конфидентами — агентами из местных жителей, многие из которых проживали в Персии. Николаю даже пришлось, переодевшись в цивильный наряд и получив подложные документы, съездить в армянский монастырь в Эчмиадзине, где он имел много встреч как с конфидентами, состоящими на жалованье российского правительства, так и с агентами добровольцами-армянами, искренне ненавидящими персидский гнёт и во всём помогающими русским военным. Поездка прошла успешно, и поэтому штабс-капитану, хорошо показавшему себя на нелегальной работе с агентурой, поручили и в Тифлисе, благо его ещё здесь не знали в лицо, участвовать в секретной операции.
И вот теперь он не спеша гулял по городу, а перед ним в сотне шагов впереди шествовал незаметный русский чиновник в зелёном потрёпанном форменном гражданском мундире и чёрной фетровой треугольной шляпе. Вернее, Николай следует за оборванным нищим с большим деревянным посохом, а тот уж, в свою очередь, ведёт этого злополучного чиновника. Вот они уже на базаре, здесь, как нигде, чувствуется азиатский колорит Тифлиса. Муравьёв беззаботной походкой праздношатающегося подошёл к одной из лавок, доставая из кармана коротенькую пузатую трубку. Здесь на низеньких подмостках в остроконечной меховой шапке сидел портной и проворно обшивал обшлага черкески серебряным галуном. Приветливо улыбаясь, он прямо рукой достал из медного большого утюга, стоящего рядом, уголёк и протянул его прохожему. Тот закурил трубку и уселся, по-азиатски поджав ноги, рядом с портным. Белозубый парень, польщённый таким вниманием чисто одетого господина, стал весело болтать на ломаном русском языке, пересыпая свою речь множеством грузинских и татарских словечек. Николай с удовольствием слушал базарные новости и одновременно краем глаза с интересом наблюдал за нищим, который не спеша следовал за чиновником.
Неподалёку от портного работал брадобрей. Прямо у дверей его цирюльни на мостовой, поджав босые ноги, сидел татарин. Рослый парикмахер в засаленном полосатом халате и с волосатыми жилистыми руками проворно водил по его большой, круглой, в мыле голове опасно сверкающей бритвой. Вскоре уже иссиня-выбритая голова клиента мокро заблестела на солнце. Брадобрей невозмутимо вытер её какой-то тряпицей, звонко шлёпнул татарина по его голой, ещё мокрой голове, что-то весело громко проговорил и небрежно повесил грязноватый клочок материи на окошко сушиться. Усмехнувшись, Николай встал и направился к духану, в который только что вошёл чиновник, а нищий остановился у дверей грузинского трактира и, сняв рваную шапку, лениво-гнусавым голосом стал просить милостыню у прохожих. Шагая к духану, штабс-капитан прошёл мимо увешанного пёстрыми пыльными коврами входа в караван-сарай. Навстречу ему попался крепкий муша, носильщик, на широченной спине его преспокойно уместился шкаф, перекрещённый ремнями. По загорелому лицу муши текли струйки пота. Он исподлобья посмотрел на Николая и отступил в сторону, давая дорогу господину. Беспечно попыхивая трубкой, Николай, подходя к духану [18] Духан — небольшой ресторан, трактир (на Кавказе, Ближнем Востоке).
, услышал истошный крик муэдзина с находящегося неподалёку минарета. Правоверных мусульман сзывали на молитву.
Читать дальше