Олег Капустин - Судьба генерала

— Веселитесь, ребята, Москва ваша, вы заслужили своей кровью и потом, чтобы пировать на развалинах столицы этих скифов. Я дарю её вам! — вдруг прокричал громко Наполеон.

— Да здравствует император! — прорычали привычный клич тысячи глоток.

Наполеон, несколько успокоенный, продолжил путь.

«Пока у меня есть армия, я не победим, снова уверен в своей счастливой звезде. А эта жуткая дорога отступления, что приснилась мне сегодня, никогда больше не повторится в моей судьбе! Никогда! — уверял себя гениальный полководец, но червь сомнения всё же копошился в его душе».

Вскоре император уже подъехал к загородному Петровскому дворцу, где провёл несколько дней, мрачно шагая по гулким залам и наблюдая, как над деревьями парка кружатся слетающиеся к догорающей Москве целые тучи ворон и воронов.

— Вскоре им будет чем поживиться, — бормотал себе под нос Наполеон и вновь, мрачный, нахохлившийся, шагал как автомат по дворцу, изредка взглядывая из-под чёлки давно не стриженных волос острыми, жгучими тёмными глазами в окна, где клубились облака дыма, пригоняемые ветром из города, да, громко каркая, летало воронье.

Все тридцать шесть дней, которые французы провели в Москве, русская армия, вставшая в укреплённый лагерь в Тарутино, к юго-западу от Москвы, прикрывая дорогу на Калугу, копила силы для решительного удара по захватчикам. А Наполеон, вернувшись, когда стих пожар, в Кремль, упорно ждал ответа на предложения о мире, которые он посылал и в Петербург императору Александру, и в Тарутино Кутузову. Но русские даже слышать не хотели ни о каком соглашении с врагом, захватившим их священную столицу и устроившим конюшни в московских храмах. И вот 7 октября (по старому стилю) 1812 года французский император покинул Москву. За ним плёлся огромный обоз. Солдаты «Великой армии» никак не могли расстаться с награбленным. Наполеон направлялся к Калуге. Он хотел провести своё войско к Смоленску по неразграбленной Калужской дороге. Но тут у него на пути встал 6-й корпус Дохтурова. Ожесточённый бой завязался прямо на улицах маленького провинциального городка Малоярославца. Он восемь раз переходил из рук в руки в течение всего дня 12 октября. Принцу Евгению Богарне со своим двадцатитысячным корпусом удалось всё же к вечеру взять город, но на следующий день, как только рассвело, французы увидели перед собой уже всю русскую армию. Кутузов решил стоять насмерть, не давая неприятелю прорваться на юг. И тут враг, впервые за всю войну, дрогнул. Он не решился напасть на выстроившиеся в предрассветном тумане русские полки, похожие на мощные тёмно-зелёные утёсы среди моря жёлто-серых осенних лесов и полей. Всего месяц назад Наполеон не задумываясь бы бросил солдат в атаку, но теперь медлил. Французский император сидел в избе небогатого крестьянина в деревеньке Городня, неподалёку от Малоярославца, и, склонившись над картой, размышлял: пробиваться к Калуге или отступать к разорённой Смоленской дороге? Он сжимал виски руками и не отводил взгляда от карты.

«Боже мой, я, непобедимый Наполеон, перед которым трепещут все монархи Европы, никак не могу решить: принять ли бой или позорно убегать?» — думал император и скрипел зубами в бешенстве от собственного бессилия.

Он сидел на простой лавке, облокотившись на шершавые доски стола, где были разложены карты и другие штабные бумаги. Маршалы в мундирах, расшитых золотом, полукругом стояли перед ним, переминаясь на скрипучих половицах. Только Мюрат сидел у дальнего конца стола, небрежно бросив на стол шапку из леопардового меха с торчащими страусиными перьями. В бедной крестьянской избе она выглядела просто фантастично, подчёркивая всю нелепость положения, в которое попал император Франции. Пахло крестьянским крепким духом: кислой капустой, луком, связки висели по стенам, и овчинами, сушившимися на печке. Генералы же принесли с собой ароматы одеколона, табака и конского пота.

— Дьявол! — выругался Наполеон и ударил по бегущему по столу таракану линейкой. — Вы так и будете все молчать? — зло уставился корсиканец на маршалов. — Хоть кто-нибудь из вас всё же осмелится высказаться?

Маршал Бессьер, командующий гвардейской кавалерией, кашлянул и, зажав под мышкой чёрную треугольную шляпу, обшитую золотым галуном, выступил вперёд. Его вытянутое лицо с большим носом, непривычно разросшимися усами и небритым подбородком выражало мрачную решимость.

— Принимать сражение, которое нам сейчас навязывает Кутузов, опасно и чревато гибелью всей нашей армии, Ваше Величество.