Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Чем вы занимались, когда воевали в Первой конной армии? — Снесарёв закурил и протянул папиросы Мерецкову. — Хотите?

Мерецков тоже закурил, затянулся, слегка кашлянув.

— Чем я занимался? Рубил шашкой, как и все.

— Я не о рубке, Кирилл Афанасьевич, — усмехнулся Снесарёв. — За какой участок работы вы отвечали?

— Ах вот вы о чём! Занимался разведкой. Знать противника, его силы и средства в предстоящем бою — это же очень важно!

— Это ключ к победе! — Снесарёв скосил на Мерецкова карие глаза. — Вот мы говорили о неудаче войск Красной Армии во Львовской операции. Там сыграл отрицательную роль фактор времени. А ведь на войне время — немаловажный элемент в достижении победы. Его высоко ценили полководцы прошлого. Одна минута, говорил Суворов, решает исход баталии, один час — успех кампании, один день — судьба империи.

— Я хорошо запомнил афоризм Наполеона: «Идите, бейте и не забывайте, что мир сотворён в шесть дней».

Снесарёв говорил о Львовской операции так, словно сам принимал в ней участие. И всё же Мерецков считал, что во всей этой истории есть вина Тухачевского. Разве Западный фронт, наступавший на Варшаву, действовал безупречно? Вот бы задать этот вопрос самому Тухачевскому!

И вскоре такая возможность слушателям представилась. После лекции о психологии широких народных масс во время революций и крупных войн, которую читал профессор Рейснер, Кирилл Афанасьевич задержался в аудитории.

— У вас есть ко мне вопросы? — Рейснер смотрел на него не мигая.

— Я хотел бы кое-что уточнить по вашей лекции, — робко ответил Мерецков. — Вы говорили нам о психологии широких народных масс во время революций. Тут всё ясно, но как эта психология проявляется на фронте среди бойцов и командиров, какова её роль? Можно ли назвать её решающей в целях достижения победы над врагом?

Профессор на минуту задумался, потом, словно что-то вспомнив, сказал, что революция и фронт вещи разные, но и в том и в другом случае люди жаждут победы. А бойцы на фронте — тот же народ, только он вооружён и доказывает своё отношение к революции на поле брани.

— Возьмём Гражданскую войну, — продолжал Рейснер. — Те, кто сердцем принял Октябрьскую революцию, сражались за её идеи в боях с неприятелем. А те, кому революция стала костью в горле, шли против красных бойцов. Их психология — психология убийц. Впрочем, человек я не военный и мне трудно рассуждать на примере людей военных. Вы задайте этот вопрос Михаилу Тухачевскому.

— Я бы это сделал, но не так-то легко попасть к нему!

— Завтра он будет здесь, — сообщил Рейснер.

— Придёт читать нам лекцию?

— Нет, его назначили начальником академии.

— Правда? — едва не крикнул Мерецков, давно мечтавший увидеться с этим выдающимся военным деятелем. В последнее время тот был на виду, командовал армией, Восточным, Кавказским и Западным фронтами.

— Вчера я с ним беседовал, он-то и сказал мне, что получил новое назначение, — подтвердил профессор.

Но увидел Тухачевского Мерецков через неделю после разговора с Рейснером. Михаил Николаевич встречался со слушателями, и, когда зашла речь и о Западном фронте, который летом 1920 года не смог взять Варшаву, Мерецков задал вопрос: «В чём причина наших неудач на польском фронте?» Тухачевский слегка улыбнулся, но улыбка тут же растаяла на его лице, и он заговорил неторопливо, чеканя слова:

— На эту тему я прочёл бы вам целую лекцию, ибо те стратегические вопросы, которые решал Западный фронт, коим я имел честь командовать, взаимосвязаны, одно вытекает из другого. А если объяснить коротко, то наша неудача в том, что были нарушены некоторые законы ведения войны. Что я имею в виду? Прочную связь тыла с фронтом, своевременное обеспечение войск всем необходимым, и в первую очередь оружием и боевой техникой, умелое использование ошибок врага, концентрацию наших войск на главном направлении, непрерывную разведку сил противника… Всё это и сказалось на неудаче нашего наступления под Варшавой.

«Он прав, руководить войсками в боевой операции — это искусство!» — подумал Кирилл Афанасьевич. И всё же ответ Тухачевского удовлетворил его не в полной мере. Почему-то Михаил Николаевич ни слова не произнёс о себе как о командующем Западным фронтом. А почему он промолчал? Вот в чём вопрос…

Январские дни 1921 года выдались на редкость морозными. Некоторые лекции руководство академии отменило, и слушателей отправили под Москву на заготовку дров. Работали там с утра до поздней ночи, стоя в сугробах по пояс, все промокли до нитки, а мороз усилился. Мерецков сильно продрог, и у него открылась рана. Об этом узнал комиссар академии и пригласил его к себе. Кирилл Афанасьевич пришёл сразу, будто ждал этого вызова.