Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

Корабль медленно продвигался по лазурному морю под мерный плеск весел и звон бронзовых дисков шкипера, управляющего гребцами. За ним следовали дельфины, ныряя в осыпанных солнечными блестками голубых волнах. Благополучно достигнув гавани Остии, Хетумян по вымощенной каменными плитами древней Остиевой дороге въехал в Рим.

Немало путешествовал на своем веку Хетумян, побывал во многих городах Востока — и в царственном Константинополе, и в прекрасных Афинах, и в многолюдной Александрии. Вечный город, однако, его поразил. На дальних подступах к столице за сотни стадий путника ошеломили могучие акведуки времен цезарей, имевшие одну, две и даже три аркады при пересечении оврагов и долин. Прямые, как стрелы, они вступали в город, неся высоко над домами облицованные камнем каналы, доставлявшие в римские водоемы и термы прохладную воду горных источников. Вскоре показался величественный купол Пантеона — наибольшего во вселенной. Далее Хетумян увидел развалины терм Каракаллы, где могли мыться сразу две тысячи человек, и залитый лучами солнца гигантский Колизей. Его огромные каменные блоки только начинали растаскивать строители дворцов для римской знати. Кое-где еще виднелись на темном фоне арок остатки беломраморных статуй. Он ехал по берегу Тибра, мимо замка Сан-Анжело, на башне которого стояла бронзовая крылатая фигура ангела, вкладывавшего меч в ножны. Внимание Хетумяна привлекли и большие, облицованные серым тесаным камнем строения — палаццо знатных родов. С толстыми решетками на окнах, они выглядели подлинными крепостями.

Изредка раскрывались большие ворота, и на улицу выезжали всадники в бархатных и шелковых одеяниях, сопровождаемые вооруженной охраной.

Хетумян следовал на прекрасном берберийском скакуне. Двое погонщиков усердно подхлестывали мулов. Знаменитые римские куртизанки, спешившие поутру в бани, слали статному всаднику многообещающие улыбки, а старые сводни уже протягивали ему каталоги прекраснейших особ, где подробно указывались личные качества, адреса и цена благосклонности. Приезжего удивило и необычайное множество на улицах духовных лиц в самых разнообразных одеяниях, от входящих в моду грубых ряс нищенствующих монахов до фиолетовых чулок расфранченных молодых монсеньоров, багряных мантий и красных бахромчатых шляп кардиналов, с надменным видом следующих на крупных мулах с серебряной сбруей.

Четыре года прошло после интронизации Иннокентия III. Энергичными мерами упрочив папскую власть в столице, он занялся внешними делами. Такой же смелый, как папа Григорий VII Гильдебранд, Иннокентий III казался удачливей своего знаменитого предшественника. Мысленно обнимая огромную арену — от Исландии до Евфрата и от Палестины до Скандинавии, всевидящее око папы проникало и во дворец императора, и в дом простого горожанина, в самые далекие уголки Европы и Ближнего Востока. Он был твердо убежден в высшем назначении папства — по прямому божьему предначертанию, и не было для него в феодальной Европе власти слишком могущественной. На Востоке обстановка была более сложной, а успехи папства значительно меньшими, хотя борьбе с православной Византией и с воинствующим исламом курия уделяла особое внимание.

Провозгласив себя итальянским патриотом, Иннокентий III сумел быстро вытеснить наглых немецких баронов, которых насадил в Папской области сын Фридриха Барбароссы — Генрих VII. После этого он перешел в прямое наступление против ересей своевольных европейских монархов. В одной из своих проповедей Иннокентий III высокомерно утверждал, что он «стоит между Богом и людьми, превыше всех христиан». С такой недосягаемой высоты было очень удобно отлучать от церкви и даже низлагать властелинов, политика которых папе не нравилась, обосновывая это их «прегрешениями». Все европейские государства начали превращаться как бы в провинции огромной церковной империи, могущество которой возросло с созданием двух «нищенствующих» орденов — доминиканцев и францисканцев. Однако главной заботой папской курии продолжали оставаться многочисленные ереси и Восток…

Гарегин Хетумян неплохо владел французским и итальянским языками, широко распространенными в Приморской Киликии, знал франгские обычаи и довольно быстро освоился в Риме. Поселившись в удобном доме невдалеке от папского дворца, он получил деньги по кредитным письмам у менялы-ломбардца и, не открывая лавки (груз драгоценной пурпурной краски был сложен на складе у менялы), стал усиленно посещать богослужения, иногда происходившие с участием самого папы. Бывая в остериях, банях и других публичных местах столицы, Гарегин завязывал знакомство с наиболее влиятельной частью населения — клириками и дворянством. Вскоре различные аббаты и монсеньоры помельче, а также нобили и знатные паломники, прибывшие в Рим со всех концов Европы, стали охотно посещать дом любезного левантинца, который допускал и азартные игры. Клириков Хетумян в задушевных беседах заверял в тайной приверженности католической вере, а проигравшихся нобилей ссужал небольшими суммами денег, не требуя скорой отдачи. Взамен Хетумян узнал немало ценных сведений о папской политике на Востоке, которая становилась ему все более ясной. Он вспомнил, как зачастили в последние годы папские легаты в Сис для переговоров о церковной унии и совместной борьбе с мусульманами. Требовалось, однако, выяснить, в какие сарацинские пределы будет направлен удар нового крестового похода, который исподволь готовил Латеран. Задача казалась несложной, и Хетумян спокойно дожидался случая для проникновения в центр подготовки похода — папский дворец. В ожидании левантинец прогуливался верхом по римским улицам и присматривался к многошумной жизни мировой столицы.