– Скажите, Вячеслав Александрович, а из ваших спутников по первым двум побегам вы потом нашли, встретили кого-нибудь?
– Прежде всего, ещё в Германии я нашёл Сашу Ковгана, первого друга ещё по орловской тюрьме. Мы возвращались вместе на родину. Впоследствии, уже в Советском Союзе, отыскал руководителей БСВ в Мосбурге и Дахау Святослава Шлепнёва и Валерия Ткаченко, получал письма от однополчанина Авраменко, видел Терентьева, Бурмистрова, а Кириллова и Правдивцева я потерял из виду – может, и ещё кто-нибудь откликнется на повесть, если напечатаете нашу эпопею. Волков, знаю, расстрелян фашистами в Дахау.
– С возвращением на родину никаких осложнений не было?
– Особенных осложнений не было, союзники создали в Мюнхене большой международный сборный лагерный пункт, мы с друзьями тотчас же туда направились. Там нас долго уговаривали отказаться от мысли об отечестве. Офицеры-пропагандисты собирали вокруг себя группы бывших военнопленных и агитировали их против возвращения домой.
– На основании каких же доводов?
– Да всё одних и тех же, которыми пользовались и власовцы: дескать, в стране разруха, одни развалины, семьи ваши давно вас забыли, а правительство в вас не нуждается. Вы, мол, едете в тюрьму, за то, что дали взять себя в плен. Но никто из нас не отказался от возвращения домой и не дал себя обмануть. Пропагандисты истратили пыл красноречия напрасно. Мы настояли на скорейшей отправке, и с первым же эшелоном я уже ехал в Дрезден. Оттуда – домой!
– А как вы вернулись в авиацию?
– Демобилизовался осенью 1945 года и сдал на пилота ГВФ. Поступил в Министерство геологии. Летал до 1950 года, потом зрение, правый глаз, ослабло. Перешёл на строительство, теперь вот – инженер.
– Вячеслав Александрович, а как сложилась ваша личная жизнь: ведь вы на фронте возили с собой некую фотографию на приборной доске? Подтвердились ли вести, полученные вами ещё в лодзинском лагере? Впрочем, я отнюдь не настаиваю на том, чтобы вы мне ответили. И больше того – гарантирую, что напишу об этом, только если вы ответите.
– Мне не хотелось тревожить то, что прошло и уже зарубцевалось. Стихотворение Симонова «Жди меня» ко мне… неприменимо. Не стоит возвращаться к этой теме. А семья у меня хорошая, простая, хоть и небольшая. Вот моя жена, сибирячка Таня, вот сибирячка Маринка, дочка. Думаем в этом году в Ялту прокатиться, если дела позволят.
– Скажите, а были у вас какие-нибудь интересные, запоминающиеся эпизоды при отъезде из Германии?
– Одна встреча мне запомнилась. Она была по-своему символична. Понадобилась нам с Сашей Ковганом справка, кто мы такие, чтобы ехать из Розенхайма в Мюнхен. Ехать пришлось уже не на «Опель-блице», потому что встречный американский офицер с двумя мотоциклистами-автоматчиками преспокойно у нас его отобрал. Навели автоматы, скомандовали: «Слезай!», сами сели за руль и поехали, оставив нас на шоссе, в трёх километрах от города. Но это так, к слову пришлось. Так вот, приходим мы в магистрат города Розенхайма, просим справку, что мы – бывшие пленные, узники Дахау и следуем в Мюнхен на сборный пункт. Выписывает мне эту справку какой-то высокий седой человек в полувоенной форме. По-русски разговаривает так, что стало ясно: это наш, русский человек.
Спрашиваю: вы, мол, откуда родом. Говорит: москвич, фамилия Морозов, сын знаменитого фабриканта Морозова, внук Саввы Морозова. Бежал с немцами от Красной армии к союзникам, теперь – переводчиком при магистрате.
– А вы, господин Морозов, не думаете о родине? – задаю ему вопрос.
– Родина, молодой человек, – ответил мне этот «бывший русский», как его называли немцы в магистрате, – понятие весьма сложное. И я хотел бы посмотреть, как вы будете произносить это слово лет через пяток-десяток, когда убедитесь, какую ошибку вы сделали, что устремились туда. Там некому оценить ваших поступков, там не понимают таких вещей, как верность долгу, благородство, стойкость. Вас объявят преступником, и вы будете до конца ваших дней в какой-нибудь сибирской тюрьме вспоминать мои слова и кусать локти. Запомнили вы моё пророчество? Получите вашу справку!
Вот этот разговор мне почему-то запомнился. Как вам кажется, ваша повесть – не сможет ли она послужить ответом на морозовское пророчество?
С. 16
Горка – фигура пилотажа, при которой самолёт набирает высоту с постоянным углом наклона траектории.
С. 22
Фон Рихтгофен, Вольфрам (1895–1945) – генерал-фельдмаршал авиации, командующий немецким 4-м воздушным флотом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу