Роберт Штильмарк - Крылатый пленник

Город Розенхайм мог бы «позировать» Верещагину для полотна «Агония великой войны». Отступающие немецкие войска заполнили улицы до краёв. Шли боевые машины, танки, броневики, самоходные пушки, транспортёры, сотрясая мостовую, дома, даже окрестные холмы. Земля дрожала под гусеницами, колёсами, сапогами. Вездеходы и тягачи тащили пушки. Везли целые горы какого-то обмундирования, мин в круглых и прямоугольных упаковках. Шагала пехота. Серые пропылённые колонны двигались с опущенными головами в фашистских касках, в полном боевом снаряжении. Никакой романтики не было в этом отступающем потоке людей и машин, потому что романтики не было и тогда, когда горланящей лавиной эти же войска текли вперёд, на Францию, на Россию, на Бельгию. Тогда это были разбойники-победители, кавалеры удачи и наживы, теперь – такие же разбойники, только битые, разлучённые с удачей и потерявшие наживу.

Уже не хватало машин. Тащили на плечах миномёты и пулемёты. Не было и бензина – много частных машин оставалось брошенными на улицах. В городе грязь, под ногами, как осенняя листва, шуршат в это апрельское утро обрывки газет. Их оптимистические аршинные заголовки, кричащие лозунги и призывы выглядят ярче всякой антифашистской агитации, когда их топчут в грязь гусеницы и сапоги. Но рядом с войсками шагают офицеры с прежним грозным видом. Того и гляди потребуют какой-нибудь аусвайс и пристукнут здесь у стенки как дезертира, беглеца или каторжника. Наконец мучительная прогулка окончена, вот и международный лагерь перемещённых лиц. Около группы однообразных бараков прогуливаются весьма разнообразно одетые люди. Здесь – представители всех стран, главным образом, европейцы.

Вася ввёл Славку в барак, показал свою койку и объявил её Славкиной собственностью. Он сообщил ему своё полное имя, отчество и фамилию, а также номер своего аусвайса. Теперь можно было спокойно спать. И Вячеслав задремал. Вдруг послышались громкие голоса. Трое молодых парней в полувоенном обмундировании вошли и заговорили по-русски.

– Хлопцы! Есть тут у вас русские ребята?

– А вы откуда? – Вячеслав приподнялся на койке.

– Да мы – военнопленные, соседи ваши. Вон из того барака, за зоной.

– Что же, вас немцы отпустили, что ли?

– Да какое отпустили, просто они сами сбежали, весь конвой смотался. Вот мы и вышли за зону, потолковать с вами: что делать будем.

– А лётчики у вас есть?

– Есть один – Володька.

– Ну, пошли к вам, там у вас и потолкуем.

В маленьком лагере военнопленных Вячеслав столкнулся с русским военнопленным майором. Тот подозвал круглолицего паренька.

– Знакомьтесь. Бортмеханик из гризодубовского полка.

– Володя, – сказал бортмеханик и протянул жёсткую ладонь. Авиаторы было уж разговорились об общих знакомых, но майор их прервал самым неожиданным образом. Он вытащил из кармана… пистолет.

– Откуда это у вас? – удивился Вячеслав.

– И не один, а два. Вот второй. Можете взять его себе, коли хотите. Вчера женщина принесла, вон из того домика. У неё сын-лейтенант только что из армии дезертировал и послал свою старуху к нам – нате, мол, пистолет. А нынче и сам этот лейтенант утречком пришёл, принёс ещё один, вот этот. Говорит, нужно обороняться против эсэсовцев, те стреляют людей по дорогам – просто направо и налево.

Вячеслав вооружился пистолетом и уж собрался было сходить в Васин барак, как вдруг в зоне появились какие-то солдаты. Вячеслав и ещё трое «непрописанных» укрылись в дровяном сарайчике. Оказалось, что вернулся конвой и даже дал приказание строиться на поверку. Но вернулись они совсем не для поверок и прочих служебных надобностей, а просто за личными своими вещами. Захватив эти вещи, конвоиры скрылись окончательно.

По дороге, которая хорошо просматривалась из сарая, всё ещё шли отступающие немецкие войска. Они могли остановиться здесь, заглянуть в лагерь, потребовать ночлега. Теперь, за пять минут до победы, жизнь приобрела неслыханную цену, стала высшим счастьем, главным смыслом самой победы. И легко отдавая её ради этой победы в диверсиях, побегах, опасных операциях, теперь крылатый пленник мечтал отстоять её против последнего натиска вражьей силы, не дать задавить себя на задворках войны. Сжимая пистолет, Вячеслав не оставлял своего поста в сарае. По дороге шли уже не части, а разрозненные группы немецких солдат. Постепенно их становилось всё меньше. Иногда дорога оставалась безлюдной на всём видимом глазу пространстве. Так с пистолетом в руке, на придорожном наблюдательном пункте, он провёл ночь на первое мая. Наступал самый радостный из весенних праздников, и с необыкновенной яркостью представил себе Вячеслав Москву, Красную площадь и часы Спасской башни… Вспомнилось прошлогоднее Первое мая, день, когда для него началась страшная эпопея Дахау… Спутники Вячеслава в сарае менялись. Он провёл здесь всю ночь. Утром усилился гул моторов со стороны альпийских гор.