Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— Передайте Алкснису — остается за меня… Я — на поезд, в Москву.

Движением глаз нашел на столе открытку, сунул в карман.

Подумал: вот и хорошо, опущу на станции Зикеево, чтобы завтра утром Груня уже получила ее в Жиздре.

На четвертый день Игнат возвратился в Брянск вместе с членом ВЦИК и членом коллегии московской ЧК Янышевым. Началось разбирательство. Визнера вызвали в Москву, и Кульков сник. Но по мере того, как выяснялась истина и анонимные письма оборачивались гнусной ложью, он начал оправдываться.

— А можно ли было не реагировать? Что бы тогда о нас, властях, сказали — шляпы, мол, и к тому же ротозеи, рука руку моет…

Смотрел Игнат на Кулькова, и память почему-то подсказывала одну и ту же картину — выборы уездного комитета РКП (б). Многие не сомневались: председателем станет Кульков. Даже разговоры начались: «Не бежицких же выбирать нам, брянским! Пусть возвращаются к себе на завод, там вон какую бучу меньшевики затеяли, а они, партийцы, сбежали в Брянск. Медведев — главный в ЧК, Шоханов еще куда-то метит…» Но выбрали председателем уездного партийного комитета как раз Шоханова Георгия…

Поймал сейчас себя на отвратной мысли: так, что ж, Кулькова подозреваешь в интригах? Он не поверил в чистоту Медведева и Шоханова, ты — в его порядочность? Нет, так не годится, чтобы возобладала подозрительность, все должно быть честно и открыто.

Досадную мысль вроде бы отогнал. О том, чтобы итоги расследования обнародовать, сказал Янышеву.

— Можно, — согласился тог. — На собраниях коммунистов скажем все, как есть…

— Этого мало, Михаил. В городе и Бежице ходят разные слухи. Поэтому, думаю, надо напечатать в брянских «Известиях». Давай-ка присаживайся к столу, вот бумага, карандаш…

В пятницу, 13 сентября, в «Известиях Брянского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов» появилось сообщение:.

«Партийная следственная комиссия по делу арестованных членов партии свою работу окончила. Тт. Шоханова и Медведева комиссия оправдала и выражает им полное доверие. Я, как член комиссии, прибывшей из Москвы, заявляю, что товарища были обвинены на основании ложных слухов. Рабоче-крестьянская власть не позволит ее врагам радоваться, по доносам и ложным слухам ни один человек не будет изъят из рядов борцов за завоевание революции. Председатель следственной комиссии — член ВЦИК М. Янышев».

И через несколько номеров: «Визнер в Москве временно отстранен от занимаемой должности…»

Что-то он еще не сделал — очень важное, о чем думал все эти дни. Что?

Разбирая завалы на своем столе, нашел конверт с родным почерком. Без штемпеля и без марки.

Так, значит, Груня приезжала, пока он был в Москве!

Нетерпеливо разорвал конверт: «Мне предлагают работу в Жиздринском уездном отделе наробраза… Думаю, что я тебе в Брянске не очень нужна, иначе бы ждал…»

Под крышей приземистого кирпичного здания надпись: «Станция Унеча Московско-Брянской железной дороги».

Выйдя из вагона, Игнат и Бубнов обогнули со своими спутниками станционные строения и оказались на широкой площади.

Вокруг стояли возы, запряженные волами, сновали мужики в зипунах, свитках и шароварах, заправленных в облепленные грязью сапоги, раздавался гогот гусей, кудахтанье кур и поросячий визг. А за пестрым и громким базаром, предлагавшим прямо с колес молоко, варенец, творог и разнообразную живность, виднелись жилые постройки. Они, как и рынок, тоже были и на русский и на украинский манер — серые избы и белостенные хатки.

Зазывные выкрики, людской гвалт и разноголосица четвероногих, казалось, свидетельствовали о бойкой торговле. Но чем дальше углублялся Игнат в толпу, тем очевиднее становилось для него: цены так бешено, зверски «кусались», что к товарам почти никто не подходил.

Где-то в толпе послышалось гнусавое пение, а затем тонкий мальчишеский голос:

— Подайте, кто скольки може, незрячему и убогому… За оборванным пацаном, положив ему руку на плечо, шел, запрокинув вверх голову, с бельмами на глазах, худой и согбенный старик. Из его горла раздавалось хриплое, со слезой пение.

— С той, украинской стороны, — показал к югу Андрей Сергеевич. — Там и убогих, и нищих уйма. И сюда потянулись — надо же чем-то жить… А вот и возы оттуда. Вдруг удастся хоть что-то продать. Съестного у них пет, предлагают, как видишь, плоды рук своих…

На двух возах — горшки, кувшины и даже детские глиняные свистульки. Видно, слезно уговаривали, чтобы их пропустили. Но чем разживутся здесь бедняки, когда у всех на базаре на уме одно, как самому прокормиться?..