Включению этого пункта Уханов настойчиво противился на заседаниях профкома, но его позиция ни к чему не привела. Теперь он надеялся повлиять на мнение правления.
— Интересно ты высказываешься. Значит, бросай стайки и валяй драть горло по любому поводу? — сказал Иванов. — И — кому что взбредет на ум? Как тому Сычу, что при всей публике показал с трибуны драные штаны: «Не было Совета, моя задница не видела света, а появился Совет, задница увидела свет». Ему за такое хулиганство ребята здорово наломали ребра. А как всыпешь такому, кто интеллигентно, без сквернословия вроде призывает свергнуть Советскую власть? Свобода, по-вашему, — что думаю, то и говорю? А рабочим такая свобода не нужна, чтобы их собственную власть хаять.
Лицо Владычкина снова передернулось:
— Вы не смешивайте вульгарное поведение необразованных мастеровых с поведением политических деятелей. Без аудитории, без тех, к кому мы обращаем наше слово, политические бойцы немыслимы. Так что запрещать нам выходить на трибуну…
— А вот мы и хотим запретить, — произнес Забелив. — Чтобы вы, социалисты-революционеры и. меньшевики, сами себя не смешивали с голозадыми сычами. А то ведь цеховые ребята могут и вам, так сказать, накостылять.
Перед Ухановым тоже лежала ленинская брошюра с заранее отчеркнутыми строчками, которые говорили о том, что важно воедино слить митинговый демократизм трудящихся масс с железной дисциплиной во время труда. Эти слова он и зачитал.
— Слить! — подхватил Иванов. — Вы же хотите митинги противопоставить труду. А ваши сборища мы знаем. Прав Забелин: сегодня вы рукоплещете сычам за то, что они позорят рабочий класс, завтра поднимете их на щит за то, что они с оружием пойдут против этого класса. Свобода всегда существует не только для чего, но и против чего! Не кажется ли вам, господа социалисты, что второе вам сейчас стало ближе?
Позиция Уханова и Владычкина явно пошатнулась. Но на помощь пришел Чернявский:
— Оставлю в стороне выпад Иванова, — заявил он. — Но большевик Иванов и сочувствующий большевикам Забелин сами хотят превратить работу нашего совещания в митинг. Где же сознательная дисциплина, о которой эти товарищи так пекутся? Однако я вот о чем… Есть немало дел, которые рабочим надо обсуждать и решать именно широким демократическим путем. Так что пусть в вопросах труда — единоначалие, зато в обсуждении политических дел — подлинная демократия. Вспомните новгородское вече, когда по звону колокола собирался весь город. А у нас по гудку — весь завод! Думаю, что с моими доводами нельзя не согласиться.
— А я не соглашусь! — поднялся Беззаботнов. — Вы тут ссылались на Ленина. И я позволю себе напомнить его слова. Теперь главная для нас политика, сказал Владимир Ильич, это экономика. И я с ним солидарен. Далее. Вы говорите о всенародном вече как о высшем выражении демократии. Но вот я был на заседании Совнаркома и ответственно свидетельствую: не распри и споры до хрипоты, а все решило там авторитетное, заранее осведомленное мнение. Это образец власти, который я, увы, не сразу признал. Помните, я говорил: «Если власть — сплошная анархия, я — против»? Так вот партия, которую вы, Уханов и Чернявский, представляете и к которой я по недомыслию принадлежал, зовет рабочих к анархии и бесконечной говорильне. На деле же получается — к саботажу. Как изволите мне поступать — идти против совести? Предложение мое такое: утвердить правила внутреннего распорядка и направить экземпляр товарищу Ленину.
Директор Рыжков интеллигентно спрятал улыбку в усы, неуверенно прокашлялся:
— Не будет ли это не очень, так сказать, прилично: правила нашего внутреннего распорядка — премьер-министру всей России?
— А делами одного нашего завода прилично было заниматься главе государства да в брошюре писать: «Веди счет денег, не воруй, не лодырничай»? — произнес Петр Петрович.
— Значит, для Ленина заводские дела — это сейчас главное, как и для нас, — поддержал Забелин. — А раз так, то бумагу с нашим рабочим решением — ему на стол, и немедленно. Дескать, услышал Брянский завод ваш призыв и вот наш ответ. Не лодырничаем, не транжирим денежки, которые вы нам выдали, не саботируем. Так что лучше сегодня же — телеграфом!
Ладонь Рыжкова сделала какой-то неопределенный жест.
— А что? — сказал Иванов. — Беззаботнов и Забелин говорят дело. Подписывайте, Антон Николаевич, и — на заводской телеграф…
А через несколько дней Бежица узнала, что 17 мая 1918 года Ленин написал письмо конференции представителей национализируемых предприятий, в котором посоветовал, чтобы конференция «одобрила или, посредством резолюции, узаконила внутренний распорядок по типу брянских правил в интересах создания строгой трудовой дисциплины».
Читать дальше