— Нет, надо убедить: как же можно теперь не учиться?
— О чем вы, Петр Петрович? — спросил Игнат. Он пристроился рядом, пошли в ногу.
— С молодыми слесарями говорил, Танцы, кинематограф да вечеринки на уме. А завод как? Кто его поднимать будет, если не хочешь повышать свое мастерство? Не Буковцев, не кто-то, а ты сам должен думать о том, каким завод станет завтра.
Фокин усмехнулся.
— Чему вы? Я не прав? Учиться надо, ведь молодежь — завтрашние хозяева завода. Не просто наследники тяжелого, горемычного труда отцов и дедов у верстаков и станков, а сознательные хозяева производства.
— Правильные мысли. Только вы ведь в партии меньшевиков. Как изволите понимать ваши рассуждения?
— Причем здесь моя партийная принадлежность? — выпрямил слегка сутулую спину Петр Петрович. — Я не об идейной стороне, о профессиональной рассуждаю. Тут политическое мое лицо ни при чем.
— А вот и при чем! Это мы, большевики, говорим рабочим: вы — хозяева, берите все в руки. А меньшевики, ваши соратники, обратное твердят: рабочие не смогут управлять производством. Без буржуазии дело не пойдет. Как же, мол, без инженеров, конструкторов?
— Без конструкторов? А я кто, по-вашему? Конструктор, хотя из рабочих. И не я один такой. Паровозы возьмите, другое что — все мы строим. Чертежи в металл воплощают именно рабочие, умелые руки. Теперь я о том и говорю, чтобы больше зрячести придать этим рукам. И если многие это поймут, такое на заводе сумеем, что инженерам с дипломами не снилось! Зрячие руки и технологию, и порядок на производстве быстро наладят. Кстати, нора на заводе вводить твердые правила распорядка.
— А знаете… — губы Игната тронула улыбка. — По-моему, вы…
— Не в ту дверь зашел, когда записывался в партию? Это вы хотите сказать? Нет, я поддерживаю всей душой мысль моих сопартийцев: не дорос еще рабочий класс, чтобы стать властью во всем! Учить его надо, к свету звать, вперед вести.
— И не махнуть на эту чернь рукой? И не ждать, пока сами дозреют?
— Конечно! В гуще, в среде быстрее дойдут. Люблю изречение Петра Великого: учитель и ученик в одном ряду ищущих и думающих, В общем строю, в единении и движении быстрее идет обучение и созревание. И он был прав, вытягивая чернь, как вы изволили назвать мастеровых.
— Не я, а ваши сопартийцы. Это ведь они не верят в способность рабочего класса. А вы, вижу, на этой вере и строите свою жизненную линию. Так что, может, действительно ошиблись дверью?
— Эх, Игнатий Иванович, жизненный путь — одно, политика — другое. Я вот чего не возьму в толк в вашем учении — государством управлять. Завод это ясно: тут, в самом деле, чем выше профессиональные знания, тем лучше. Тут производство. А как мастеровой будет вершить суд, политику и так далее? Власть возьмите, хотя бы муниципальную, это и школы, и больницы… Рабочего этому не научишь, хоть сто Петров Великих к нему приставь. Как говорится, кесарево — кесарю. Так что не будем касаться политики.
— Не будем, Петр Петрович, Займемся делами производства. Так, говорите, порядок надо вводить?
— А как же? А то считают: рабочая власть — значит бросай станок и иди на целый день митинговать? Кто ж тогда делом заниматься станет — дух святой?
— Первый раз за всю историю люди такое государство на земле создают, когда те, кто является властью, остаются у своих станков, — сказал Игнат. — Так что никакой анархии производство не потерпит — порядок должен быть твердый. У меня на сей счет тоже есть кое-какие соображения. Давайте как-нибудь потолкуем. Я ведь, кроме того, что политик, еще заводской чертежник.
Беззаботнов пристально вгляделся в лицо Игната:
— Не прост вы, Игнатий Иванович, не прост. Но тем к интересно…
Теперь, вспоминая тот разговор, Уханов мог бы сказать и о Беззаботнове: «Не прост». Но разве простой оказалась ситуация на заводе? Одно дело политика, споры о том, кому быть властью в стране, другое — голодное брюхо тысяч и тысяч… Тут за теми завод пойдет, кто даст работу и деньги.
Как было ему, Уханову, товарищу председателя Совета, отказаться и не поехать в Москву добывать ссуду? Завод бурлил, настаивал: «Пущай Совет добивается денег! Послать делегацию к самому правительству…»
Не забылась Уханову та пора, когда сам и в Паровозной Радице, и в Питере зависел от того, какую работу дадут, что принесет домой в клюве.
Так что мастерового надо понимать, а переть поперек — все равно что попасть под копыта несущегося табуна…
Это потом, когда первые — вдребезги в пропасть, а задние — на них, можно вынести приговор тем, кто пустил вскачь стадо. Такое время придет. А пока — в свой актив и эту поездку, Что ж, разве не они, вожаки Совета, исполнили наказ завода, не они привезли те двадцать с лишком миллионов, без которых цеха — одна мертвая и холодная груда железа?
Читать дальше