— Разрешите вместо ответов на ваши вопросы, — начал он, — рассказать один случай, о котором говорил товарищ Ленин на Апрельской Всероссийской конференции партии большевиков. Владимир Ильич, когда жил в эмиграции, встречался с рабочими. Слова одного из них произвели на него наибольшее впечатление. Этот рабочий-углекоп, сказал Ленин нам, делегатам конференции, говорил замечательную речь, в которой он, не употребив пи одного книжного слова, рассказал, как они делали революцию…
Митя оглянулся по сторонам, пытаясь в толчее отыскать Забелина, и увидел его рядом со своим отцом. Николай Федорович стоял неподалеку от окна, держа в руках картуз, глаза внимательно смотрели на Фокина.
— Так вот, — Фокин обвел взглядом собравшихся, — товарищ Ленин рассказывал, что у этих рабочих вопрос стоял не о том, будет ли у них президент. Когда они взяли копи, надо было охранять канаты, для того чтобы не останавливалось производство. Затем вопрос встал о хлебе, которого у них не было, и они также условились относительно его добывания. Вот это, сказал товарищ Ленин, настоящая программа революции, не из книжки вычитанная, вот это настоящее завоевание власти на месте!..
В конце рассказа Митя заметил, как его отец сунул картуз под мышку, обрадованно глянул на Забелина и первым ударил в ладоши.
Но, может быть, Мите так показалось, потому что рукоплескания раздались отовсюду и хлопали так долго, что Медведеву Александру, как товарищу председателя Совета рабочих депутатов и председателю данного собрания, снова пришлось взяться за колокольчик.
До открытия заседания Совета Народных Комиссаров еще оставалось немало времени, но усидеть в гостинице оказалось невозможным.
Особое нетерпение проявлял Беззаботнов. Он раньте всех встал, сходил в парикмахерскую и теперь, гладко выбритый и щегольски причесанный на пробор, в черном, для приемов, парадном костюме сидел у стола, ожидая, пока оденется Уханов. Пальцы Петра Петровича нервно перебирали тесемки пухлой муарово-красной папки с золотым тиснением «Акционерное общество Брянских заводов», которую он и в поезде, и здесь, в московской гостинице, постоянно держал зажатой под мышкой.
Иванов Михаил ждал их в коридоре. Втроем они вышли из подъезда и окунулись в пестроту Тверской.
— Все еще чувствуете себя Робинзоном Крузо? — спросил Уханов Петра Петровича, чтобы как-то начать разговор.
— Не совсем, — отозвался тот. — Точнее, ощущаю Робинзоном, уже покинувшим необитаемый остров на изготовленном корабле. Кругом бушующий океан, по Робинзон плывет, хотя не знает, куда прибьет его стихия.
— Уже прибила, — сказал Иванов. — Сегодня все решится.
— Только как решится? В этом весь вопрос, — поправил Уханов. — Укажут на дверь — и с пустыми руками домой, вновь сиди на необитаемом острове.
Уханову, должно быть, понравилось это сравнение с Робинзоном Крузо, которое он услышал от Беззаботнова дня два назад в Бежице, когда они собирались в Москву на заседание Совнаркома. Тогда, разговаривая с кем-то на заводе, Петр Петрович сказал:
— Мы с вами, как Робинзоны на пустынном острове — голые и нищие, и помощи ни от кого… Но только тот Робинзон, помните, не пропал — выручили его собственные голова и руки. И жилище себе построил, и пропитание добыл, и лодку смастерил, чтобы к людям вернуться. Неужто мы не найдем выхода?..
— У вашего Робинзона, — крутанул головой Михаил, — был один важный недостаток: он являлся порождением капиталистического общества и потому ни на кого другого не мог надеяться, кроме самого себя. У нас же, большевиков, пролетарская солидарность, и за нас, рабочих, наше рабоче-крестьянское правительство…
Уханов хмыкнул:
— Правительство само как на острове — кругом если не вода, так беда… Один, что ли, в государстве наш завод? За что ему такая честь — миллионы на погашение долгов и на прокорм, когда кругом разруха?
— А вот за то, что с этой самой разрухой он решил навсегда кончать! — Иванов остановился посреди тротуара. — Мы не за подачкой приехали — предлагаем свой труд на пользу…
— Да, да, именно так! — взмахнул своей папкой с золотым тиснением Петр Петрович. — Тут все подсчитано, все указано. Не шутки — весь завод считал: сможем, поднимемся! А где государство возьмет сейчас паровозы и вагоны, чтобы перевезти хлеб в голодные Петроград и Москву? Америка даст? Кукиш! Когда-то Брянский завод сам продавал Европе свои паровозы. Так почему же он не может теперь — своей державе?.. Нет уж, пусть буржуазным индивидуалистом или кем там еще был Робинзон, только я в Совнаркоме тоже намерен драться, даже если останусь один. Я им скажу: коль уж называетесь рабочим правительством, извольте прислушиваться к тому, что вам говорит рабочий класс!..
Читать дальше