Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

— А вон, видишь, гурьбой в главную контору, — ответил пожилой милиционер. — Там митинг собирают. О Медведеве Александре говорили меж собой: дескать, от правительства какую-то важную бумагу привез…

Перевели дух уже на втором этаже, в коридоре, где кабинет Буковцева.

Высокие белые двери — настежь. Пол в малахитовой плитке, ковры дорожкой. И мастеровые — кто в чем, даже не отрусив как следует снег с валенок и сапог, только стянув с голов малахаи и картузы, битком набились в директорском кабинете.

Притиснулся Митя к косяку двери, вертит головой — ищет Шуру. Но плотная людская стена мешает разглядеть. Замечает только аршин в пять высотой пятно на противоположной стене — от портрета царя, который висел здесь, как и во всех казенных местах, до марта прошлого года.

Тут рассосалась пробка: кто, осмелев, присел на стульях вдоль стен, кто ближе прошел, но образовался вдруг прогал, в который Митя увидел за длинным дубовым письменным столом, покрытым темно-зеленым сукном, директора Буковцева, Шуру и чуть в сторонке от них — Фокина.

Медный колокольчик задребезжал А Шуриной руке. И хотя гул еще не совсем смолк, он заговорил?

— Товарищи! Семнадцатого февраля сего, одна тысяча девятьсот восемнадцатого, года Высший Совет Народного Хозяйства объявил Брянский завод государственной собственностью…

«Ура!» сотрясло стены не только директорского кабинета, но, наверное, всей главной конторы, Вверх полетели шапки, толпа заколыхалась, наполняя помещение возгласами, сквозь которые едва пробивался звон колокольчика.

— В постановлении о национализации сказано, — Александр Медведев распрямил лист бумаги: — «Акционерное общество Брянских заводов оказалось не способным вести свои предприятия и расплачиваться с рабочими и служащими. При дальнейшем оставлении предприятий в руках общества они обречены на неизбежную остановку, что не может быть допущено по государственным соображениям, а поэтому акционерное общество Брянских заводов со всеми принадлежащими ему предприятиями объявляется государственной собственностью… Администрация и технический персонал всех предприятий общества обязаны оставаться на своих местах и продолжать выполнение своих обязанностей под руководством временных комиссаров». — Медведев сложил постановление и закончил: — Слово имеет бывший уполномоченный акционерного общества и директор завода гражданин Буковцев Борис Алексеевич.

Толпа колыхнулась, сдерживая гул. Буковцев — прямой, в черной тройке, с моложавым лицом, на котором, как приклеенные, колечки щегольских усиков, — встал из-за стола.

— Я согласился принять представителей заводского совещания, — голос директора звучал тихо, но отчетливо, — которое создано при заводе как руководящий орган с участием администрации и рабочих, только повинуясь грубой силе. Да, именно так. Ибо то, что произошло сегодня на центральном складе и что продолжается здесь, в моем кабинете, похоже не на совещание, не на разговор сторон, а напоминает смуту.

И опять гул выплеснулся в грозный вал:

— Слышите: снова про «смуту»! Да что же мы, братцы, в двенадцатом или шестнадцатом годе живем, когда он, директор, вызывал солдат, чтобы расправляться с нами, рабочими?

— Да за это одно его сейчас!..

— Тихо! Пусть ответит, почему смуту затевать нельзя, а прятать по складам материалы — можно?

— В пятнадцатом году для встречи царя акционеры отвалили четыреста тысяч рублей, — раздался голос Климентия Петровича Забелина. — Через год, когда весь завод объявил забастовку и рабочие просили прибавить зарплату, директор показал нам шиш. А требовалось для прибавки не четыреста тысяч, только сто — одна четвертая часть того, что пошло на встречу царя-батюшки. О ком же пеклось правление акционеров?

Фокин наклонился к Александру Медведеву и что-то ему сказал. Тот повернулся к Буковцеву:

— Вы, гражданин Буковцев, не сказали в своей речи о главном — о своем личном отношении к пункту постановления, который обязывает администрацию продолжать выполнение своих обязанностей под контролем представителей правительства.

Породистое, холеное лицо директора осталось невозмутимым.

— Надеюсь, — выдавил он из себя, — этот пункт решения не касается меня лично.

— Это дело вашей совести, — поднял на директора взгляд Медведев. — Однако в вашей деятельности, вероятно, придется разбираться особо. А пока попрошу все отчеты и документы общества…

На зеленое сукно стола упала связка ключей.