Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Казалось, даже кожа натянулась на скулах Шуры, губы побледнели:

— Ты из-за кучки негодяев, которые сидели в Бежицком Совете, предлагал против семнадцати тысяч рабочих — штыки. Так ведь? А вышло — ту говорильню рабочие сами разогнали… Теперь хочешь под пулеметы десять тысяч красноармейцев?..

Кульков с шумом втянул воздух, но не успел ответить — подошли Игнат и Алкснис. К ним, запыхавшись — спешила от самого исполкома, — подбежала Стася. Протянула пакет Медведеву.

— Перепечатано? Тогда, Игнатий Иванович, вам лишь осталось подписать, — передал Шура листок с отпечатанным текстом.

— Распоряжение о вывозе имущества казначейства? — произнес Кульков. — Значит, будем оставлять город?

— Вывоз ценностей — мера предосторожности. На всякий случай, — спокойно ответил Алкснис и обращаясь к Фокину: — Я уже выделил два автомобиля и десять подвод. Достаточно?

Игнат подложил под бумагу планшет Медведева, расписался.

— Яков Иванович, возьмите еще мой автомобиль, — сказал, отдавая подписанное распоряжение Стасе. — Впрочем, сопровождать имущество будете вы, Анастасия. Так что прикажите от моего имени, чтобы авто было заправлено. Не найдут бензина — берите спирт. Сейчас черкну записку….

Откуда-то появилась Вера. Бросилась к Стасе, уткнулась в ее кожанку, всхлипнула.

— Ну же… Ненадолго расстаемся, — слегка отстранила сестру Стася.

— Да я, Стасенька, ничего, я так… Не хочу, чтобы ты уезжала, — улыбнулась Вера, и на щеках, как у сестры, возникли ямочки.

Только теперь Игнат, должно быть, впервые получил возможность как следует разглядеть Веру. Она такого же роста, как и Стася, только, наверное, еще стройнее. Лицо чуть шире, с большими густо-серыми глазами и яркими, припухлыми губами. И если внимательнее присмотреться — вокруг носа точечки веснушек. Но издали сестер с трудом различишь, особенно если обе одеты, как и сейчас, в черные кожаные куртки.

Кто-то ему говорил: рано остались без отца, он, железнодорожный кондуктор, погиб под колесами поезда. Работали где придется и кем придется: на спичечной фабрике в Двинске, курьерами в рижских конторах. Но школы не бросили. Зато научила жизнь многим ремеслам — печатать на пишущих машинах, вести делопроизводство, шить и вышивать. Все, что было на них — платья, косынки, жакеты и даже туфли, — шили сами. И в Брянске, когда приехали с беженцами, сразу устроились в пошивочную мастерскую Левина. Но уже после февраля семнадцатого хозяин раскаялся, что взял на работу сестер, — подбили они работниц, создали профсоюз и потребовали ввести восьмичасовой рабочий день. Когда образовался Совет, Стасю рекомендовали туда делопроизводителем. Теперь сестры Солодовы на должностях секретарей отделов ЧК.

Все же не выдержала Вера — отвернулась и вытерла платочком глаза, когда Алкснис и Стася поднялись в гору и заспешили к улице Трубчевской. Но тут же глянула на Игнатия Ивановича и призналась:

- А правда, было бы хорошо, если бы Стася никуда не уезжала и осталась здесь, с нами, — И совсем доверчиво: — Вы, Игнатий Иванович, знаете, что мы со Стасей ходим на занятия медициной к доктору Михайлову? Так что я здесь вам могу пригодиться.

— Сможете оказать помощь раненым, если случится? — Как показалось ему самому, с ноткой снисходительности спросил Игнат.

— Конечно. Только я ужасно боюсь крови. И еще — скелета.

— Какого скелета?

- В больнице, где мы учимся, стоит скелет. Когда я первый раз его увидела, чуть не упала в обморок. И Стася тоже. Она, правда, тут же стала над нами смеяться, но все же от неожиданности и она испугалась. Только вы ей, Игнатий Иванович, об этом не говорите. Она ведь и вправду смелая. Недаром ей доверили охрану денег.

Игнат посмотрел в открытое лицо Верочки, и ему вдруг стало не по себе за то, что он пытался над ней пошутить. Разве сама она не была такой же решительной и смелой, как ее сестра, если пошла служить в ЧК, где ей приходится встречаться с отъявленными бандитами, ворами и убийцами. И сейчас она была здесь, среди тех, кто первыми должны были встретить натиск мятежников, может быть, и самой в них стрелять.

То, что еще некоторое время назад существовало как угроза лишь в разговорах, которые велись на заседании исполкома, а затем здесь, у Десны, вдруг превратилось в реальную силу.

На шоссе, ведущем от Льговского поселка к мосту, показалась серая движущаяся масса людей.

Это и были тридцать четвертый и тридцать пятый полки, в безумном порыве взбунтовавшиеся, захватившие железнодорожную станцию и теперь хлынувшие неостановимым, безудержным потоком к центру города.