София Волгина - Екатерина Великая. Греческий прожект

Никто на сей вопрос не отозвался, но ее мать, Марина Осиповна, паки довольно любопытно изразилась:

– Трудно отделаться от ощущения, что императрица желает едино одного, дабы молодые люди относились к ней и князю Потемкину, как к родителям.

– Может статься. – подумав, согласилась Анна Никитична. – И ничего удивительного! – Она развела руками, тщась объяснить свое мнение. – А что вы хотите: собственного сына, Павла, ей не позволили воспитывать самой, поелику естественно, что она переносит свои материнские чувства на фаворитов: они ей, как сыновья.

Говоря об этом, Нарышкина усмехнулась:

– Не раз я слыхивала ее слова, что она делает и государству немалую пользу, воспитывая молодых людей. Да и я сама зрила: каждый ее новый «случай» начинался с ее поистине материнской любви и восхищения красотой и достоинствами нового любимца. Она токмо и делает поначалу, что восторгается им и ведет себя так, будто собирается провести с ним весь остаток своих дней. Да что там говорить, сами знаете: любовь слепа и ни зги не видит.

– Что уж и сказывать: для милого не жаль потерять и многого, даже царского достоинства, – язвительно заметил молодой граф Александр. – Эх, женщины! – воскликнул он, оглядываясь на свою красавицу жену, коя в сей момент перешептывалась с графиней Екатериной Львовной.

Три месяца назад, в конце апреля Суворов одновременно с генералом Михаилом Кутузовым получили назначение отправиться в Кишинев. Выехав из Петербурга, вскоре они предстали перед генерал-аншефом князем Репниным. Кутузов принял командование над Бугским егерским корпусом. Ознакомив генерала Суворова с планом предстоящей кампании, князь Репнин сообщил, что в текущем году боевые действия станут вестись в Бессарабии, а на Валахию никаких видов нет. Посему, Суворову было приказано отвести Вторую дивизию от города Бырлада за реку Васлуй.

Война с турками продолжалась. Наступило жаркое, палящее лето. Кишинев и прилегающие селения, сплошь были утоплены под старыми лиственными деревьям, кои давали приятную тень, располагающую к отдыху, приятным беседам, чему и предавался со своим окружением князь Николай Васильевич Репнин, исполнявший в отсутствие князя Потемкина должность главнокомандующего. Но война не давала покоя, где-то рядом находился враг, готовый неожиданно напасть. Суворову был дан семитысячный отряд для прикрытия левого берега реки Прут и поддержки в случае необходимости союзных войск. Прибыв в самый зной в Бырлад, генерал-аншеф сразу посетил, стоящий неподалеку, союзный австрийский корпус, под командой принца Фридриха Иосия Кобурга, человека храброго и прямого, чем он весьма пришелся по душе Александру Васильевичу. Вследствие медленного продвижения русской армии, турецкие войска в тридцать тысяч человек, под командованием Османа-паши, знавшего, что с австрийцами легче воевать, в отместку за русские победы, двинулись к Аджуду, дабы раздавить союзные им войска.

Получив сообщение о надвигающемся враге, командующий австрийской дивизией, принц Фридрих Кобургский, обратился за помощью к Суворову, направив к нему генерал-адъютанта с запиской: «Спасите нас». Ответ Сворова был краток: «Иду». Суворов, не терпевший отступления, решил не выполнять приказа Главнокомандующего Николая Репнина. Напротив, выполняя наказ князя Потемкина-Таврического «не терпеть впереди себя неприятельских скопищ», теплым летним вечером, ровно в середине июля, двинулся на соединение с цесарцами. В его отряд входили три пехотных полка, три полка конных карабинеров, два казачьих полка и пятнадцать орудий. Войска Суворова шли без отдыха сорок верст целые сутки, и он, приведя их к австрийскому отряду, сразу же приказал поесть и ложиться спать. Весь следующий день он велел своим солдатам тоже отдыхать.

Принц еще утром пригласил Суворова к себе, но Александр Васильевич отговаривался разными причинами и на встречу не шел. Кобург сам приехал к Суворову, но дежурный офицер сообщил, что генерал молится и в это время никто не может входить, поелику принцу пришлось удалиться. Во второй его визит, ему сообщили, что Суворов ужинает и тоже никого не принимает. Когда Кобург пришел в третий раз, ему сказали, что он спит. Австрийский командующий, так и не поняв причину странного поведения генерала, удалился выведенный из себя, понеже вдали уже появились отряды турецких войск. Естественно, он был до крайности удивлен, когда, вдруг, в полночь ему привезли от Суворова записку: