Антония Байетт - Дева в саду [litres]

Двадцать четвертого августа, в День святого Варфоломея и Фредерикин день рождения по счастливому совпадению, почтальон принес конверт с результатами ее экзаменов. Было это в понедельник, пьеса шла последнюю неделю. Стефани рано утром отправилась в церковь Святого Варфоломея, отнести ему цветов. Украшение церкви цветами – еще одна обязанность супруги курата, которую она могла выполнять, не вызывая лишних вопросов. Она постаралась разузнать побольше о святом Варфоломее, но оказалось, что о нем мало что известно, за исключением его кровавой кончины. Апостол Варфоломей странствовал по Малой Азии, Северо-Западной Индии и Великой Армении, где с него заживо содрали кожу и обезглавили. Личность его в точности не установлена, вполне возможно, что он и Нафанаил из Каны Галилейской – один и тот же человек. Значит, о Варфоломее сказал Христос: «…вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства» [314]. С передвижениями его тоже ясности нет: как выяснила Стефани, для древних греков и римлян «Индия» могла обозначать Аравию, Эфиопию, Ливию, Парфию, Персию или Мидию. Его странствия напоминали странствия Диониса из «Вакханок» [315]. Да и судьба, если вдуматься, тоже: освежеван, растерзан, возвращен к жизни… Недолгое время Стефани питала надежду, что церковь, где служит Дэниел, посвящена святому Варфоломею Даремскому, бенедиктинцу родом из Уитби, прожившему сорок два года анахоретом в келье Святого Кутберта где-то на островах Фарн и мирно почившему там около 1193 года. Но маленькая статуя святого в нише возле пасторской кафедры сжимала нож – орудие мученической смерти того, первого Варфоломея. К тому же в одном из приделов красовалась стенная роспись: увеличенная плохая копия Варфоломея работы Микеланджело. Святой мученик в псевдосикстинских облаках Страшного суда грозно спускался с небес, в одной руке сжимая нож, а в другой содранную кожу, и лицо на ней было – искаженное лицо Микеланджело. Стефани решила украсить и частично скрыть и роспись, и статую облаком полевых цветов.

Теперь, приглядевшись внимательно, можно было уже понять, что она беременна, и потому сегодня она выбрала просторную одежду хорошей прихожанки: плиссированное зеленое льняное платье-сарафан, что-то вроде мирского стихаря, который пристал бы и кухарке, и садовнице. В кармане секатор, на ногах добротные туфли без каблуков, в руке плетеная корзина с травами и цветами. Она еще могла ездить на велосипеде и медленно, с прямой спиной, тихонько катила по деревенским тропинкам, собирая белый дягиль и ромашки, зеленую чемерицу, розовый шиповник, никнущий колосками дикий овес и ячмень, бледные крапчатые наперстянки. Ей хотелось еще какое-то яркое пятно, алое, пунцовое или малиновое – в знак уважения к мученику, о жизни которого так мало известно. Но маки опадают раньше, чем успеваешь их срезать, а пионы, оставшиеся, были чересчур пышны и крупны для сплетаемой ею нежной дымки, зеленой, белой, золотой и бледно-пурпурной.

С некоторых пор здание церкви уже не было ей ненавистно, и в одиночестве, сплетая проволочные каркасы, наливая воду, пристраивая так и сяк цветочные стебли, она была счастлива. Впрочем, сегодня утром, как и в предыдущие дни, она была не одна. Лукас Симмонс в нелепой молитвенной позе ждал чего-то под колонной у Адской пасти. Стефани быстро глянула на него, беззвучно прошла к чаше со святой водой, догадалась, что нужен ей душистый горошек, который можно выпросить у миссис Элленби, что Лукас выглядит будто при смерти, что с Маркусом тоже могло что-то случиться, а может, и случилось уже, что Лукасу явно нужна помощь, но он молчит, и нарушать его молчание бестактно.

Так она молча работала, а Лукас молча молился или мучился, пока, мощно пахнув ветром, не распахнулась церковная дверь и ворвавшаяся Фредерика с грохотом не пронеслась по проходу.

– Смотри, смотри, – кричала она, размахивая листком и сама, похоже, ничего не замечая.

Стефани медленно поднялась с колен, взяла уже основательно захватанный и затрепанный листок и прочла столбик оценок, столь высоких, что в первую минуту трудно было поверить.

– Ну вот видишь! – сказала Стефани. – Рада? С днем рождения тебя!

Фредерика, скакавшая вокруг кафедры, задела букет дягиля, сбив с него целые облака пыльцы.

– Тише, тише, тут все хрупкое. Я знаешь сколько возилась?

– Миленько. Это для чего? Для праздника урожая?

– Что ты, дурочка, рано еще. Сегодня Варфоломеев день.