Франтишек Кубка - Избранное

Это рассердило и меня, и я решил, что в воскресенье после Евангелия обращусь со словом к пастве, а главное — к этим двоим, чтобы пронять их души. И проповедь моя была удивительная. О ней я и хочу рассказать, потому что, видит бог, я говорил в ней совсем не то, что приготовил и должен был сказать.

Начал я с грехов против двух заповедей, которые так часто нарушают юноши и девы. Это заповедь четвертая, что велит детям чтить отца своего и матерь, и заповедь шестая, где говорится о грехах плотских. Я метал громы и молнии, обличал и призывал, и уже полцеркви рыдало, и я уже думал, что и мои двое грешников, которые и в церкви стояли рядом, пожирая друг друга глазами, тоже должны сокрушиться сердцем и воскликнуть согласно, что они больше не будут.

Ни боже мой! Пока вся церковь рыдала, Анежка улыбалась Лукашу, Лукаш — Анежке, они утопали в блаженстве…

И тут случилось то, чего не должно было быть. Стало мне вдруг этих двух людей очень жалко. Знал я, что тетка не разрешит, что, будь ее воля, цирюльник никогда не вступит на мельницу. Но знал я и то, что эти двое ни за что не отступятся друг от друга, хоть их убей. И тут я начал произносить ту странную проповедь, за которую меня пан Милич из Кромержижа назвал бы антихристом или подручным диавола:

— Не думайте, мои дорогие, что бог лишен милосердия, — начал я. — Он в высшей степени справедлив и потому в высшей степени милосерд. Аминь, аминь, глаголю вам: он глядит в наши лядвия и читает в них как в раскрытой книге. И потому уготовал он тем, кто уверовал в Христа, сына его единородного, и тем избавлен смерти, не такой рай, как вы себе в своей неотесанности представляете. Сей рай не просто общение святых, пение хоров серафимских и вечное лицезрение господа, там, на небесах, исполняются и будут исполняться вечно все ваши мечты тех из вас, кто добр и справедлив.

Представьте себе, что там, на небесах, стоит такой же город, как ваш. Такая же улица, только без пыли и грязи. На каждом углу горит там смоляной факел целую ночь, чтобы всякий, идучи домой, видел, где что надо обойти. Но и ям и ухабов нет на той улице, только зеленая трава проросла сквозь прекрасный округлый булыжник. И дома там высокие и чистые, и у каждого свой дом, и каждый ставит его, как хочет и где хочет, а строят ему дом каменщики и плотники из чистой любви, без денег. В том городе и на той улице нет невозвращенных долгов, нет соседок, что заглядывают в ваш горшок с похлебкой, а потом раззванивают, что она пересолена, потому что вам в голову лезет всякое безобразие, а до стряпни вам дела нет. Там нет ни коншелов, ни стражников, ни старост, ни судей, потому что люди там управляют собою сами и не совершают дурных поступков. Там пекарь печет хлеб строго по мере и весу и мясник не обманывает, там сапожник не продает сапоги, что жмут в пальцах, и портной не кидает под стол бархатный лоскут, там все пьют пиво, сваренное на совесть, и как цыпленок, когда пьет, головку к небу поднимает, так и выпивающий, сделав глоток, возводит очи горе и славит господ пивоваров. Там цирюльники — тут я посмотрел на Лукаша — не оставляют на ваших щеках глубоких порезов и не шпарят вас при купанье. Там кузнец не превращает коня в хромую клячу, там каждый получает то, о чем мечтал здесь, на земле. Кто хотел быть судьей, будет там судьей, а не священником, кто хотел быть архиепископом, будет архиепископом, а вовсе не дубильщиком кож, кто хотел шить сапоги, будет сапожником, а не писарем, кто любил делать пояса, будет их производить во множестве, кожаные, с золотым набоем. Та, которую здесь выдали за немилого, в небесах будет отдана своему избраннику, а кто свою избранницу любил, будет с ней вечно, когда двое на земли разлучены, они будут связаны на небеси и будут пребывать там вместе, счастливые, во веки веков. И будет там их любовь безоблачна и беспечальна, потому что блаженные на небесах не знают ни печалей, ни облаков. А потому терпите, дорогие прихожане, овечки мои любимые, на этом свете, ибо ждет вас блаженство небесное и радость бесконечная. Вся ваша здешняя радость, если какая у кого есть, кончится быстро, ох как быстро, со смертью. Радость же небесная вечна. Господь наш справедлив и милосерд. Итак, повторяю: если кому выпало здесь любить друг друга, но любовь их оказалась несчастна, воздастся им радостью на том свете, ибо — и тут я посмотрел на Анежку и Лукаша — бог любит страждущих и обремененных, и воздаяние их на небесах сладостное и к тому же вечное. Аминь.

Когда я кончил, все мои прихожане улыбались и облизывались в упоении. Потому что каждый думал о своей заботе, которая на небесах превратится в удовольствие. Только Лукаш с Анежкой нахмурились. И уже не глядели друг на друга, а мрачно уставились в землю.