Франтишек Кубка - Избранное

Но ко мне она все-таки пришла. И с плачем поведала, что ее Анежка, это кроткое дитя, это милое созданье, доверенное ей покойником братом, чтобы она ее вырастила и выпестовала и в один прекрасный день выдала замуж за честного мельника, ходит на свиданки к распаренному в вечно склабящемуся брадобрею, стыдно подумать, и даже вчера поздно вечером не было ее дома, и когда она, Альжбета, позапирала все двери и стала ждать, так эта бесстыдница влезла в дом через окно и при этом зажала юбку между ног, чтобы удобнее лезть было. И что она ни за что не позволит и скорее этими своими натруженными мозолистыми руками ее удушит, нежели даст согласие на то, чтобы подлый цирюльник испортил ее прекрасную родственницу, которая ей дороже собственной дочери.

«Господи боже, — сказал я себе, — что мне делать?»

Я спросил у тетки, не поговорить ли мне с девушкой. Она стала передо мной на колени и пообещала заказать десять обеден: за своего покойника брата, за его покойницу жену, за его и ее родителей, за короля Яна Люксембургского, который когда-то на их мельнице выпил стакан молока и похлопал отца-батюшку по плечу, за его обеих жен и еще за кое-кого, если я смогу сломить упрямство Анежки, которая не поддается ни на какие уговоры и знай твердит свое: что от Лукаша она не отступится и лучше утопится в реке Влтаве, которая и так течет здесь лишь для того, чтобы унести на волнах ее белое тело далеко-далеко…

— И при этом так плачет, что сердце разрывается, но я разрешить не могу, и не разрешаю, и на брак своей Анежки с этим брадобреем согласия не дам, и с тем дойду хоть до папы и до пана архиепископа!

Я успокоил бедную женщину и пообещал усовестить Анежку.

Анежке я сказал в церкви, чтобы пришла ко мне на двор, это рядом, мне надо кое о чем с ней поговорить. Она пришла, настороженная, приготовившаяся, чувствуя, о чем будет речь. Я стал ее увещевать. Что, мол, надо послушаться тетушку и уйти от греха, что любовь, проклятая родителями, счастья не приносит, а тетушка тут у нее вместо родителей, а тем самым и на месте божием. И пусть она мне пообещает отступиться от цирюльника.

— От Лукаша? — невинно спросила Анежка.

— От кого же еще? — отвечал я вопросом.

— От него, извините, святой отец, я отступиться не могу! — молвила Анежка и поцеловала мне руку.

— Уйди, бесстыдница, — сказал я, повысив голос, — и знай, что тебя ждет адское пламя за непослушание!

Тут у нее из глаз выкатились две слезинки. А когда я эти слезы увидел, я молча указал ей на дверь. Не выношу, когда хорошенькие женщины плачут. Когда плачут некрасивые, это еще невыносимей, но уже по другой причине.

Тогда я призвал к себе цирюльника Лукаша. Это был симпатичный парень, и глаза у него были милые, голубые. Словом, красавец брадобрей. И я понял, почему Анежка влюбилась.

Лукаш объявил, что ничего дурного не делает, если любит Анежку. Что он будет ей верным супругом, если ее дадут ему в жены. Но тетка ее злая женщина, и любовь их ей не нравится. Так что не может он Анежку оставить, когда у нее такая злая тетка. Я сказал, что Лукаш нарушает божью заповедь, соблазняя и вводя человека во грех, и потому достоин жернова ослиного. Но Лукаш нимало не огорчился, я видел по его глазам, что он с охотой взвалил бы на себя и три жернова, если бы мог без помехи любить свою Анежку. Но все-таки он мне пообещал, что попытается задавить свою любовь в груди, и с тем ушел.

Выполнил он это обещание, как через два дня с рыданием поведала мне Альжбета, таким образом, что явился к ним на двор и заиграл на каком-то струнном инструменте, извлекая из оного инструмента, равно как из своего горла, звуки скрипучие и вводящие в соблазн. Анежка выглянула из окна, послала ему воздушный поцелуй, и он тут же полез в окно. Он бы и в светелку влез, да работник его стащил вниз да так огрел по хребтине веселкой, что тот взвыл от боли. Брадобреи — люди не храброго десятка, поэтому наш милый цирюльник тотчас убежал. А на другой день убежала Анежка и до полночи отсутствовала. Тетушка Альжбета заклинала меня пригласить Анежку на исповедь.

Так я и поступил. Что сказала мне Анежка на исповеди, я выдать не могу, ибо это тайна таинства исповеди. Но ничего дурного в ней не было. Я ей положил покаяние: хотя бы попытаться отойти от Лукаша. Что, мол, тетушка найдет ей жениха более разумного.

— Но более красивого — нет! — сказала мне дерзкая девица в исповедальне. Я не нашелся что ответить. Лукаш в самом деле был пресимпатичиый парень.

А дальше пошло хуже. Опыт с покаянием не удался. День ото дня Анежка становилась мятежней и наглей. Она теперь ходила через окно не только домой, но и из дому. Она грозилась, что убежит и подастся в шлюхи или уйдет в монастырь. Она разбила два кувшина и пять раз спалила мучную заправку, не носила положенный чепец и причесывала волосы как замужняя женщина.