Франтишек Кубка - Избранное

Был месяц май, и со всех сторон обступали Буду цветущие сады, по мелководью гуляли аисты, и кисловатой свежестью тянуло от болот. Мы поехали с ней верхами за город, и в этой первой прогулке я был робок и учтив, как двадцатилетний юноша. Анна хотела похвалиться передо мной своим искусством верховой езды; она сидела в седле по-мужски, как это принято в восточных странах, на высоких сапогах — золотые шпоры, и звон их приятно ласкал мой слух. Она ехала рысью и, далеко обогнав меня, подняла руку с хлыстиком и раскрутила его над головой, а потом вдруг резко осадила коня у лугового источника. Русые кудри выбились из-под белой горностаевой шапки и падали ей на лицо, она улыбалась торжествующе и соблазнительно. Я понял, что она в свои четырнадцать лет уже взрослая женщина и мне не надо бояться приблизиться к ней. Ко мне пришла уверенность, что из лона этой девушки выйдет наследник моего дома, третий император люксембургского рода.

После торжественной свадьбы я с супругой отправился в Свиднице, где она простилась со своим дядей и где князь Болек передал ей в наследство все свои земли, так что теперь ей могли воздавать почести города баварские и свидницкие.

В Праге нам была приготовлена торжественная встреча.

Когда нас в еще далеко не оконченном Сватовитском храме приветствовал двор, я впервые увидел человека, которого пригласил, перед тем как уехать за невестой, и назначил своим капелланом. Это был Джованни Мариньола, итальянец-минорит, на которого я собирался возложить обязанность написать историю Чехии, введя ее в общее русло событий, происшедших на земле от сотворения мира.

Джованни Мариньола был поселен мною во дворце Града, и было ему дано освобождение от всех обыденных обязанностей, кроме обедни, которую он должен был служить для меня и самого узкого круга приближенных.

Вы, конечно, помните этого удивительного человека. Он был несколькими годами старше меня. Высокий и стройный, с выдающимися скулами, с черными волосами, постриженными по-монашески, щеки — иссиня-черные, губы узкие, а глаза — какие бывают только у итальянцев. Формой миндалевидные, цвета темно-карего, почти черного, они таят в себе какое-то волшебство, они то мечтательные, то лихорадочные, — это глаза риторов, владык, проповедников и обольстителей.

Итальянец Мариньола был приглашен к нашему столу. Его манеры выдавали в нем одновременно духовный сан и знатное происхождение. Когда его руки подносили пищу ко рту, казалось, будто он совершает священный обряд. И чашу с вином он поднимал, как потир перед алтарем.

Он прибыл в Прагу после длительных колебаний. Но все же согласился, предчувствуя здесь авантюру. Я знаю, что в те поры о нашем городе по всему свету шла молва как о чуде. Про меня говорили, что мне дана власть превращать пустыни в плодородные угодья, а руины — в золотые дворцы. Зодчие, художники и стихотворцы валили ко мне толпами. Вы тут вспоминали итальянца Петрарку и бродячего трибуна Колу ди Риенцо. Вы сами были знакомы с паном Матиашем из Арраса, который, к нашей великой печали, не закончил постройку храма Сватовитского, ни постройку замка Карлштейнского, и с паном Петром Парлержем, с честью завершившим его дело и придавшим Праге тот облик, который она будет иметь во веки веков. Вы видели, как в драгоценных каменьях и золоте возрастала Сватовацлавская часовня и сей, мною столь любимый Град. И восхищались вы писарским искусством и красноречием моих канцлеров, особливо же пана Яна из Стршеды, что вел наши дела с осмотрительностью державного властителя и рассудительностью Цицерона. Здесь был пуп земли. И Джованни Мариньола сам хотел удостовериться, правда ли, что здесь, за альпийскими горами, происходит нечто примечательное.

Я просил этого человека приходить ко мне каждый вечер и рассказывать о своих путешествиях — мне, моей супруге и нескольким гостям, из которых чаще всего пребывал у нас пан архиепископ Арношт из Пардубиц. Мариньола был величайшим путешественником всех времен и своими глазами видел больше, нежели прочие смертные все вместе когда-либо читали в книгах.

В бытность мою в Италии поднесли мне в Венеции книгу Марко Поло, в коей описываются дальние странствия этого купца в восточные страны сто лет назад. Все потешались над этой книгой, не доверяя ее рассказам. Я не разделял этого мнения и прочитал сочинение венецианца не переводя дыхания. И вот теперь, когда рядом со мной оказался человек, совершивший такое путешествие, как некогда Марко Поло, когда человек этот мог самолично подтвердить правдивость рассказа Марко, мне захотелось привлечь его на службу к себе и на благо своей страны.