Франтишек Кубка - Избранное

День был воскресный, и у бржевновского костела королевскую карету обступила празднично одетая толпа прихожан из окрестных деревень.

Дорога доставляла королю удовольствие. Карета весело катилась меж цветущих обок дороги груш и яблонь, в разливе пряных трав, мимо речных склонов, где солнечными брызгами светились золотые одуванчики, где на межах, радуя глаз, пестрели цветы, и тусклым сиянием вспыхивали кончики иголок на елях, а мох перекатывался зелеными, с золотым отливом, волнами, затоплявшими пробуждающийся лес.

Люди, встречая королевскую карету, останавливались, снимали шапки и улыбались или же громко приветствовали любимого властелина, ибо весть о его болезни разнеслась по свету со скоростью ветра, окутав землю черной тучей, которая теперь начала рассеиваться.

Магистр Витек ехал в карете вместе с королем и развлекал его веселыми историями из своей студенческой жизни в Болонье и в Праге. Впереди гарцевали паны из королевской свиты и рейтары с хоругвями. Лес откликался мощными перекатами рогов; чтобы потешить короля, трубачи то и дело наигрывали охотничьи песни. У реки, весело пенившейся и сбившейся о скалы, махали руками, приветствуя королевский поезд, перевозчики. Возвращавшиеся из костела крестьяне останавливались на краю поля, где зеленели залитые солнцем хлеба, и склоняли свои упрямые головы перед господином, под властью которого эти раздольные нивы зреют тучно и мирно.

Королева с королем не поехала. Эту мужественную женщину в последние дни перед отъездом супруга в замок Карлштейн словно подменили: взгляд ее, лицо и поступь были полны тревоги. Разговоров с королем она избегала и подолгу, вопреки своим привычкам, молилась. На вопрос Карла, поедет ли она с ним, ответила, что не станет своим присутствием нарушать его покой и снова уединится в замок Карлик: Карл распорядился построить этот замок для жен чешских королей, живших прежде в отдаленном Мельнике. Магистр Витек желание королевы одобрил.

Лекарь намеревался окружить Карла мирным веселием мужской компании. Он пригласил в Карлштейн друга Карловой молодости, пана Бушека из Велгартиц, мужа смелого и нравом приятного. В Карлштейне тем временем жил в одиночестве член коллегии замковых каноников, священник пан Ешек из Яновиц, человек разговорчивый, сердцем мягкий и верный приверженец короля. Его слово и доброе расположение духа сейчас наверняка придутся кстати. Никому более не дозволено будет входить к королю; а так, глядишь, до троицына дня воспрянет он и телом и духом.

Об этом своем замысле исцеления и поведал королю по дороге в замок магистр Витек. Король с радостью согласился провести несколько дней в столь приятном заточении. У этих чуждых скрытности мужчин, как и у него, седина посеребрила виски. Именно в таких чистосердечных людях нуждался он сейчас более всего. Всю свою жизнь радел он о счастье земли чешской, и так разувериться в самых близких людях, когда вместо благодарности он получил от них яд!

Король знал, что на третий день его болезни двух молодых писарей придворной канцелярии — Гинека Главача на Скалице и Ченека из Жумбурка, на которых пало подозрение в попытке убийства его королевского величества, бросили в темницу. Два года назад Гинек Главач сопровождал императора в итальянской поездке и во время бунта в Сиене поступил неблагородно, сбежав в Пизу и бросив короля в момент опасности. Вернувшись после победы императора, он объяснил свой поступок тем, что пизанцы якобы взяли его в плен и выспрашивали о планах короля относительно города Лукки.

Тогда император ему поверил и отпустил с миром.

Вместе с Главачем на Скалице и Ченеком из Жумбурка в темницу заточили и помощника главного повара: их видели вместе за пять дней до того рокового пиршества. Следов яда ни у кого из них не обнаружили, однако подозрение было такое, что всех троих отправили к судье, который приказал подвергнуть их пыткам.

На пытках они долго упорствовали, в конце концов повар не выдержал и с громким плачем признался, что писари якобы вынудили его подмешать в пищу короля какие-то черные семена, о ядовитости которых он и не подозревал. Оправдание это сочли наивным, поэтому и писари и повар в кандалах были брошены в еще более глубокую темницу. В тот же день свершился суд, который всех троих приговорил к смертной казни: обоим дворянам — отрубить головы, а повара — повесить. Король, однако, пожелал, чтобы казнь состоялась после дня святой троицы.