Франтишек Кубка - Избранное

Но общество собралось столь благочестивое, что никто из пяти присутствующих не ликовал, кроме доктора Габервешла, захмелевшего и от стихов и от вина.

Пир продолжался, и Маржена Шимону все подливала вина. Дети Гайусов пришли пожелать счастья и вскоре отправились спать.

Доктору захотелось потанцевать. Он стал спрашивать, умеют ли дамы танцевать новый танец «Fiamme d’amor», «Пламя любви», — который можно исполнять даже на ступеньках, и рассердился, когда они не пожелали танцевать ни «Пламя любви», ни другие танцы.

Все-таки доктору удалось заставить всех хотя бы петь, в самом деле, ведь и Давид певал охотно.

И все принялись петь хором, а доктор громче всех. Они едва услышали, что внизу кто-то колотил в дверь.

Человек, не пожелавший войти в дом, отдал на пороге Маржене, дочери садовника Шимона, тщательно упакованную коробку, сказав, что это свадебный подарок пану Иржи из Хропыни от чешской королевы. Посол не принял за свою службу денег, отказался и от бокала вина. Вскочил на коня и ускакал во мрак. В коробке не было письма, но доктор Габервешл, любопытный как всегда, вынул из нее портрет принца Морица. В правом углу стояла подпись художника Хонтхорста.

Принц Мориц был изображен на портрете в темной одежде, с французским кружевным воротником. У него были печальные глаза, узкая тень над верхней губой обозначала чуть пробивающиеся усики. Кудри падали принцу на плечи. Через плечо была повязана алая лента. Остальные краски на портрете были такими темными, что нельзя было разобрать, черные глаза у принца или карие, брюнет он или шатен.

Иржи покраснел, как мальчик, пойманный на лжи.

— Вылитый покойник «dear Frederick», — воскликнул доктор Габервешл.

Иржик, опомнившийся при этих словах, сказал:

— Я не смогу взять с собой этот драгоценный портрет в дальнюю дорогу. Прошу вас, преподобный отец, сохраните подарок королевы в вашем доме до лучших времен.

Проповедник осторожно отнес портрет в свой кабинет.

— Значит, в Гааге все-таки дознались, куда мы скрылись праздновать свадьбу, — удивился доктор Габервешл и покачал головой. — Интересно, заплатила ли леди Бесси этому художнику.

Наверху в мансарде, где Маржена постелила молодым и по-ганацки напевно пожелала им доброй ночи, Яна спросила Иржи:

— Что ж, тебе не понравился портрет твоего сына?

Иржи хмуро молчал.

Но брачная ночь была лунной. Чайки с веселыми криками облетали дом над Зейдер-зе. Лукавая Мэб превратилась в простую и целомудренную невесту Яну.

Две роты голландцев, англичан и шотландцев, бежавших после недавних боев на Рейне и в Пфальце в Голландию, собрались в Амстердаме и вместе со своими лошадьми, каретами и возами двинулись под командованием старого прапорщика Гендерсона, бывшего фельдфебеля, распевая песни ландскнехтов в городок Зволле. Молодожены приехали вслед за ними из Кампена. Поздоровавшись с Гендерсоном, они сели в дорожный экипаж и на другой день пересекли голландскую границу.

В Вестфалии и Люнебурге дороги были мокрыми и грязными, деревни опустошены, поля выглядели уныло, а люди напуганными и голодными. Один городок был в руках шведов, другой — в руках императорских войск. Но войска отдыхали на зимних квартирах. Иногда из лесных зарослей выезжали всадники, которые, завидев вооруженные части, тотчас скрывались в кустах. Чем дальше продвигался отряд Гендерсона по вересковым лугам Люнебурга, тем чаще попадались им части шведской кавалерии, скакавшие от деревни к деревне, отнимая у крестьян скот и домашнюю птицу. Имя шведского генерала Книпхаузена произносилось несчастными крестьянами с ужасом. Но особые проклятья доставались на долю графа Гронсфельда, командира императорских полков.

И прапорщик Гендерсон не платил денег за фураж и мясо, — его солдаты с оружием в руках грабили амбары и конюшни. Повсюду в те времена господствовало право сильного.

Люнебургские вересковые луга и весной представляли собой печальное зрелище. Земля еще не покрылась цветами, кусты не зазеленели. Деревьев там не было. Зато много виселиц с повешенными. Бог весть, откуда на эти два столба с перекладиной бралось дерево. Вокруг виселиц летали вороны. И волков бродили целые стаи, а мушкетеры Гендерсона устраивали на них облаву, деля потом волчьи шкуры.

Иржи участвовал в военных действиях в Баварии, во Франконии, Тюрингии и Саксонии, но нигде война не выглядела так страшно, как в этих местах, где пустоши были еще больше опустошены войной.