Вера Мосова: Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

Тут мысль её перескочила на вчерашнего гостя. Она толком и не запомнила его лица. Неужели ей и впрямь предстоит стать его женой? И она будет называть по имени этого чужого мужчину, который ей в отцы годится? И ей придётся делить с ним постель, рожать ему детей? Нет, она к этому не готова! Только одному человеку смогла бы она отдать всю себя без остаточка. Только с ним поделила бы свою жизнь, каждый свой день, каждый час, каждую минуточку. И делала бы это с радостью.

Но как же ей теперь-то быть? Может, рассказать всё маменьке? Поможет ли она? Поговорит ли с отцом? Нюра знала, что мать никогда вслух не оспаривала его решений. Но нередко слышала, как они что-то обсуждают вместе перед сном, тихонько, чтоб не мешать засыпать детям. Видела, что отец, при всей его горячности, как будто остывает под спокойным взглядом матери. Он уважает её и нередко считается с её мнением. Вспомнилось вдруг, как прошлой зимой матушка заболела. Отец места себе не находил. Загнав Буянку, мчался за городским доктором, когда местный фельдшер развёл руками. Скакал в аптечную лавку за микстурой, на пасеку за свежим мёдом. Как они все тогда испугались! И тут до неё дошло: а ведь отец по-прежнему любит мать! Может быть, не так, как в молодости, как-то по-другому. Но он без неё не мыслит своей жизни. Они, полюбив друг друга много лет назад, по-прежнему счастливы вместе, несмотря на разлады, которые порой и промеж ними случаются. Он женился на той, которую любил! А Нюру готов отдать первому встречному! Как же так? Горючие слёзы полились из глаз, закапали на подушку.

Нюра встала, накинула шубейку и тихонько вышла на крыльцо. В конуре зашевелился Полкан, загремела цепь. Луна освещала двор, ларь с овсом, телегу с торчащими вверх оглоблями и плетеный короб, наполненный сеном. Неслышно открылась дверь, сзади подошла мать, обняла Нюру и стала нежно гладить её по голове. Так они и стояли, опираясь на перила и согревая друг друга своим теплом.

Последние дни апреля стояли хмурыми. Хмуро было и на душе у Нюры. Алёша пропал, никакой весточки от него нет, и она не знает, подался ли он к старателям или опять к углежогам уехал. Отец ходит смурной, на Нюру совсем не глядит, а она боится подступать к нему с разговорами и усердно хлопочет по хозяйству, чтоб не оставалось времени на тоску-печаль. Вышла в огород с помойным ведром, вдохнула весенний воздух и огляделась по сторонам. Чёрные гряды совсем очистились от снега, только на меже да возле баньки еще видны его остатки. На крыше нового скворечника, сделанного Василкой, сидит парочка скворцов. Постояла немного, полюбовалась птицами, послушала их заливистые трели. «Вот и у них любовь, – подумалось Нюре. – Как же им хорошо: они вольны любить без всяких запретов. Никаких вам сватов, никакого приданого и красного сарафана». Вздохнула, выплеснула ведро на навозную кучу и пошла обратно. Навстречу с крыльца спешит встревоженная мать, в руке ведро с тёплой водой, от которого идёт пар, и чистая тряпица. На удивлённый взгляд дочери только махнула рукой – ступай, мол, не до тебя сейчас.

– Зорька телится, – пояснила ей Маруся, когда Нюра вошла в дом, – чего-то там у неё не заладилось, она ж первотёлок. Помогают они ей, телёнка вытягивают.

Нюра встревожилась за красавицу Зорьку. Вроде и привычное это дело, но всегда тревожное. Чёрная комолая корова кличке Ночка, Зорькина мать, отелилась еще до Масленицы, произведя на свет милую тёлочку с белым пятнышком на лбу, похожим на звёздочку. Её так и назвали – Звёздочка. Теперь вот пеструшке Зорьке время подоспело. Хоть бы всё обошлось.

Сёстры сели за пяльцы в напряжённом ожидании. Воскресный день, в доме стоит тишина. Иван с Лукерьей с утра запрягли Буянку и отправились в соседний завод, пройтись по лавкам. Надо купить Лушке сапожки. Мать заказала им разной мануфактуры да лакомств каких-нибудь. Отец велел присмотреть новую борону к посевной. В доме пусто. Василко с утра в малуху к деду убежал, корзинку там плетёт. Сёстры то и дело поглядывают на дверь, ждут, когда мать с доброй вестью войдёт. О том, что весть может быть и недоброй, стараются не думать.

И надо же такому случиться, что именно в это время пожаловал важный гость! К воротам подкатила красивая лёгкая повозка, а из неё вышел Павел Иванович. Нюра враз побледнела. Она знала, что когда-то он должен приехать, но день не был оговорён, да и – чего уж греха таить – она очень надеялась, что он про неё забудет. Мало ли невест в большом городе! Ан не забыл!