Вениамин Кисилевский - Перестройка

Денис Полоз явно принимает эти слова на свой счет, трусливо смотрит на Владика. То-то, прихвостень Тимохин, подлипала несчастный! О такого даже руки противно марать. Дал ему Владик пинка под зад, тот заныл сразу, губами зашлепал:

– Ты чо, ты чо, чего я такого сделал?

Вообще-то он, Владик, против мордобоя и, может быть, права мама: не в кулаках сила. Но не стоять же, когда какой-то гнусный Сыч руками на тебя машет. И, опять же, проучить иногда подлеца не помешает. А уж в том, что Сыч подлец, да и Денис недалеко от него ушел, можно не сомневаться. Любого в классе спроси.

Наверное, плечо у Владика дернулось, потому что Кузя зашевелился, приоткрыл глаза.

– Это еще не всё, Кузя! – радостно зашептал Владик. – Он, самбист великий, с земли вскочил, снова хотел на меня рыпнуться, но я ему так наподдал, что всякую охоту отбил. Раз ему! Раз! Я ему не пацаненок из пятого класса, над которым изгаляться можно!

Кот утробно муркнул и снова зажмурился.

Владик замолчал, сердце колотилось гулко и часто, сбивалось дыхание, словно в самом деле только что подрался. И плыло, плыло перед закрытыми уже глазами Тимохино лицо. Но не жалкое и плаксивое, которое придумал Владик, «расправляясь» с ним, а другое, настоящее, презрительное, с каким глядел Сыч в том злополучном дворе… Как хорошо, что завтра воскресенье, не надо идти в школу, встречаться с Тимохой, с Денисом…

Все-таки удивительно, до чего необъяснимо устроен человек. По утрам мама чуть ли не силой отрывала его от подушки. Досадовала, причитала, что на работу из-за него опаздывает. Вставать ужасно не хотелось, даже просто держать глаза открытыми не хватало сил. С первого сентября этого года, как начал учиться в первую смену, каждое утро превращалось в маленькую пытку. И надо же – в воскресенье, единственный день, когда спать можно сколько угодно, он, Владик, всегда просыпался рано. Иногда удавалось снова заснуть, но очень редко. Владик посмотрел на часы – маленькая стрелка еле переползла через семерку. Кузи рядом не было, убежал, наверное, к маме на кухню, чтобы покормила. Перевернулся на другой бок, свернулся, как любил, калачиком, снова закрыл глаза. Полежал немного, подождал – сон не приходил. Зато пришло, и не в первый уже раз, другое…

Были мысли, которые он не доверял даже Кузе. И если случалось, рассказывая о какой-нибудь школьной истории, произносить ее имя, старался делать это ровным, обыденным голосом. Как поразилась бы, да нет, не поразилась, а, что еще хуже, посмеялась бы Нина Валеева, узнав, что он думает о ней. Смеет думать. Он, Владик Паршин – о ней!

Нина самая красивая девчонка в классе. А может быть, и в школе. Не зря же все ребята на нее заглядываются. Владик однажды видел, как разговаривает с ней, улыбочки отпускает да усики пощипывает сам Игорь Загоруйко из девятого «В», вратарь городской юношеской сборной. Вот был бы он, Владик, таким же, как этот Игорь, – высоким, плечистым, самоуверенным…

Вот он идет по улице – чуть враскачку, спортивной, вальяжной походочкой. Его узнают, ловит он восхищенные взгляды встречных пацанов и девчонок.

– Привет, Владик! – здороваются о ним даже, кажется, незнакомые.

– Салют! – привычно вскидывает он сильную, широкую ладонь. Спортивная сумка, адидасовская, небрежно перекинута через мускулистое плечо.

– Здравствуй, Владик.

Знакомый голос. Она, Нина. Прижалась спиной к стене, лицо полыхает, глаза блестят, синие-синие.

– А я в магазин шла, случайно тебя увидела. – Совсем заалела.

Ой, Нинка, Нинка… Совершенно ты врать не умеешь! За километр видно. И ни в какой магазин ты не шла, стояла тут, поджидала. Ладно, подыграем ей, а то вконец засмущалась девчонка.

– Здорово, Нинок. Да здравствует Его Величество Случай.

– Погода сегодня хорошая… – беспомощно лепечет Нина. Глаза у нее говорящими сделались: «Ну же, ну, скажи тоже, что да, погода отличная, что в такой погожий денек не плохо бы погулять!»

Владик смотрит на часы с изящным браслетом, красивые, японские, задумчиво потирает высокий мыслительный лоб:

– Вообще-то, я на тренировку иду, но времени свободного немного есть. Можно через парк пройти, воздухом подышать.

Господи, до чего же ей хочется прогуляться с ним по осеннему парку, вдвоем. Но откровенно навязываться остатки гордости не позволяют. Надо ее выручать.

– Проводишь немного меня, если магазин твой не горит?

Молодец Нина. Не воскликнула радостно, не засмеялась счастливо, только вздохнула облегченно и улыбнулась ему. Хорошо-хорошо улыбнулась.