Тереза Фигёр - Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона

— Чокаться с такими бандитами, — сказала я ему громко, — для этого нужно совсем не иметь сердца.

Он ответил мне спокойно, протягивая стакан:

— Тише! Дитя мое, тише. Это же война, и ты в этом ничего не понимаешь.

Я с досадой отказалась пить и отошла на несколько шагов. Дорогой дядя, он был неправ! Мне так казалось после моего выстрела, который у меня неплохо получился. Во всей армии федералистов я не знала никого, кто понимал бы это ремесло лучше меня.

Тюрьма. — Генерал Карто. — Как я присоединилась к аллоброгцам. — Мне воздают почести.

После прихода армии Конвента Авиньонской тюрьмы стало не хватать для содержания всех восставших и подозрительных, [20] «Закон о подозрительных» был принят Конвентом 17 сентября 1793 года. Этот закон предписывал местным органам власти следить за действиями людей, ненадежных в политическом отношении, заключать их в тюрьму и предавать суду Революционного трибунала. будь то федералисты или аристократы. Тогда решили забаррикадировать с двух сторон один из пролетов старого моста, под которым больше не текла вода. Вот туда-то нас и запихнули в числе не менее нескольких сотен человек. Мы легли на солому. Тюремщик, которого звали Жан-Бар, раздавал нам порции хлеба и воды; тем же, кто мог хорошо заплатить, он не отказывал даже в добром куске колбасы. Время от времени вызывали по двенадцать человек на суд, а оттуда прямиком под пули или под «Великую национальную бритву» (так тогда в шутку называли гильотину). Я не припомню точно, что предпочитал местный начальник, ответственный за эту работу: возможно, оба способа нравились ему одинаково. Через две недели, устав от такой жизни, полной страха, я отвела Жан-Бара в укромный уголок и сказала, сверкнув блестящим корпусом часов, которые я предусмотрительно спрятала у себя на груди, когда меня брали в плен (в подобных обстоятельствах карманы менее надежны):

— Гражданин тюремщик, это тебе, но при условии, если окажешь мне услугу. Пойди и найди гражданина главнокомандующего, расскажи ему, что я девушка, и что я прошу снисхождения к своему полу. Пусть он отдаст приказ срочно покончить с этим делом, и пусть я пойду перед своим дядей.

Этот Жан-Бар не был злым человеком. Он растерянно посмотрел на меня, оттолкнул руку, протягивающую ему часы, а удаляясь, сделал жест, будто вытирает глаза обшлагом рукава своей куртки.

На следующий день утром моего дядю и меня позвали к генералу Карто. [21] Карто, Жан-Франсуа (1751–1813) — бывший художник, дивизионный генерал. Командовал армией, осаждавшей Тулон, был сменен генералом Доппе. Он сидел за столом в обществе своей жены, они как раз заканчивали завтракать. Это был человек высокого роста и самого воинственного вида, что подчеркивали его мундир, широкие отвороты и нашивки генерала Республики. Его огромные черные усы контрастировали с удивительной бледностью кожи. Говорили, что он не очень умен, но я не хочу так плохо судить об этом человеке; что я могу утверждать, так это то, что никогда такие черные глаза не выражали больше благородной искренности и решимости. Его жена была высокой блондинкой, мягкой и очень правильно сложенной, весь ее вид наводил на мысль о доброжелательности и понимании.

Едва дверь открылась, он сказал мне:

— Подойди, я знаю твою историю. Ведь это ты, гражданка, произвела выстрел из пушки, это ты так плохо обошлась с моими аллоброгцами. А, знаешь, ведь ты героиня!

Несмотря на суровость голоса, такое начало мне польстило. Я осмелела, встала в позицию канонира, прищурилась, засунула большие пальцы за пояс штанов и посмотрела генералу Конвента прямо в лицо.

— Ах, вот как! — продолжил он. — И что они тебе сделали, мои аллоброгцы, чтобы так на них сердиться?

— Это негодяи, — ответила я, — поджигатели домов, которые грабят и насилуют…

Юная девушка повторяла, особо не понимая, что говорит, то, что она много раз слышала в пресыщенном буржуазном обществе в Авиньоне. Генеральша улыбнулась, генерал же лишь пожал плечами.

— Федералисты, — сказал он, — тебя плохо настроили. Они завели тебя в скверную ситуацию. Ты так молода; не находишь, что обидно было бы умереть?

Я сделала движение головой, которое можно было трактовать по-разному.

— Ты храбрая. Не кажется ли тебе, что было бы лучше сражаться за Родину, служить Республике и Конвенту? Ну, как, ты пойдешь с нами?

— Невозможно, гражданин генерал.

— Почему?

— Потому что твоя Республика — это толпа убийц, потому что твой Конвент убил короля.