Тереза Фигёр: Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона

Я скучаю за прилавком. — Моя униформа канонира. — Федералисты и Аллоброгский легион. — Мой первый и последний выстрел из пушки.

Мне было одиннадцать с половиной лет, когда я приехала в Авиньон. Дядя поместил меня на содержание к одной торговке сукном. Я прошу у вас разрешения не называть ее имени, у меня есть на это причина. По мере взросления и по мере формирования моего сознания некоторые обстоятельства заставили меня потом подумать, что эта милая женщина не была в душе таким уж безжалостным скупердяем, и что в период моего пребывания в ее доме мне приходилось слышать не только звон монет, но и какие-то нежные слова. Я быстро пробегусь по этому периоду моей жизни, в который я немного наверстала время моего прекрасного детства, не скажу потерянное, но потраченное в основном на невинные развлечения. Я научилась отмерять локти, [11] Локоть — мера длины. Во Франции она равнялась примерно 120 см. вести бухгалтерию, шить, разбираться в тряпках и т. д. Но я должна признать, что не находила во всем этом особой прелести. Вкус к активной, бродячей жизни, рано развившийся во мне, каждый раз брал верх. Грудь моя требовала свежего воздуха; в лавке я страдала, за прилавком мне казалось, что я засыхаю.

Разразилась революция, но почти четыре года я почти ничего не знала о ней. Незаметно мне исполнилось восемнадцать лет. Моя мечтательность имела то преимущество, что отвлекала меня от большой политики. Однако я чувствовала себя склонной к роялизму. Что касается маленького Клемана, то с момента моего отъезда из Рюэйя я ничего не слышала о нем и теперь метала громы и молнии в адрес бандитов, убивавших швейцарцев 10 августа. [12] 10 августа 1792 года в Париже вспыхнуло восстание, сопровождавшееся избиением швейцарской стражи, охранявшей королевский дворец. Король Людовик XVI со своим семейством нашел приют в Законодательном собрании, но последнее в его же присутствии постановило отрешить его от власти и взять под арест, а для решения вопроса о будущем устройстве Франции созвать чрезвычайное собрание под названием Национального Конвента. Вскоре король был признан виновным в заговоре против свободы нации и казнен 21 января 1793 года. Из уважения к своему дяде я повторяла вместе с ним, что Франция обесчещена тем, что отправила на эшафот своего короля. Наконец, наступило 2 июня 1793 года и изгнание представителей партии Жиронды. [13] Жиронда — партия буржуазных республиканцев, выражавшая интересы крупной торгово-промышленной буржуазии. Название это объясняется тем, что ее наиболее видные представители были выбраны в Законодательное собрание, а затем в Конвент от департамента Жиронда. До 2 июня 1793 года жирондисты занимали господствующее положение в Конвенте. После народного восстания 31 мая — 2 июня 1793 года к власти пришли якобинцы (левые экстремисты, сторонники революционной диктатуры) во главе с Робеспьером, Кутоном и Сен-Жюстом. Начался жесточайший и ничем не контролируемый революционный террор. Конвент сосредоточил в себе исполнительную и законодательную власти и стал управлять страной, как абсолютный монарх. В Авиньоне, как и повсюду на юге Франции, вспыхнуло восстание против декретов Национального Конвента. Контрреволюционное движение направлялось роялистами, начавшими маскироваться под жирондистов.

А потом якобинская диктатура пала. Из тюрем начали освобождать «подозрительных», а на их места стали бросать тех, кого называли «убийцами». Средний класс — буржуа и торговцы — взялся за оружие, кое-как экипировался за свой счет и организовался в роты федералистов. Мой дядя, как старый военный, был избран командиром артиллерийской роты. Новоявленный капитан должен был постоянно бегать между нашим домом и фортом, который мы должны были оборонять, а его племянница не замедлила найти тысячу причин, чтобы постоянно его сопровождать. Положение восемнадцатилетней девушки было не из простых; все говорили о приближении армии Конвента, что было делать? Мой дядя решился разрешить мне носить мужскую одежду; таким образом, я могла спокойно повсюду следовать за ним, даже за городом. Мы приобрели в лавке отрез синего драпа и сшили мне униформу канонира. Она включала в себя широкие штаны в синюю и белую полоску, застегнутые с двух сторон по всей длине на пуговицы; такие штаны назывались шаривари. В нее входил также мундир, огниво на боку и республиканская треуголка, которую я носила, как настоящий сорвиголова. А еще я научилась распевать «Пробуждение народа» [14] «Пробуждение народа» — песня, написанная Суригьером и Гаво в начале 1795 года. В ней содержатся такие слова: «Мы клянемся несчастной страной сразу всех извести кровопийц, сразу всех уничтожить врагов». вместе с основной массой наших канониров-федералистов. Мой дядя постоянно напоминал мне о любви к моему королю. Я же чувствовала совсем другое: я была веселой, бодрой, неутомимой. Я бегала от одной пушки к другой, передавая канонирам приказы капитана, а иногда и ядра, жестяные банки с картечью или зарядные картузы. [15] Картузы — заранее подготовленные дозы пороха, насыпанные в камлотовые мешочки, служившие основой артиллерийских зарядов. Этим я словно опровергала природу, которая неплохо позабавилась, сотворив меня женщиной. Мое призвание определилось: Тереза Фигёр — солдат.