Патрик Рамбо - Битва

— Никто не говорит мне правды.

— Кончай ломать передо мной комедию, мы здесь одни.

Они обращались друг к другу на «ты», как в итальянских походах времен Директории.

— Никто не осмеливается говорить мне правду, — упрямо пожаловался император.

— Ошибаешься! — возразил Массена. — Кое-кто из нас имеет возможность говорить с тобой с глазу на глаз, а вот слушаешь ли ты, что тебе говорят, это уже другая история!

— Кое-кто... Ожеро, ты...

— Герцог де Монтебелло.

— Жан, конечно. Мне никогда не удавалось запугать его. Однажды ночью, уж не помню перед каким сражением, он оттолкнул часового, ворвался в палатку и, вытащив меня из постели, заорал: «Ты что, издеваешься надо мной?» Он обсуждал мои приказы.

— Перестань говорить о нем в прошедшем времени. Он еще не умер, а ты его уже хоронишь.

— Ларрей признался, что он очень плох.

— Подумаешь: одной ногой меньше. От этого не умирают. По твоей милости я окривел на один глаз, и что, от этого стал хуже?

Император сделал вид, что не расслышал намека на тот случай на охоте, когда он выбил Массене глаз, а всю вину свалил на ни в чем не повинного Бертье. Он задумался, потом ворчливо заявил:

— Я уверен, что вся армия раньше меня узнала о несчастье, постигшем Ланна.

— Солдаты любят его и беспокоятся о нем.

— А что твои люди? Их боевой дух упал, когда новость дошла до них?

— Нет, боевой дух не упал, но они были расстроены. Они у меня все храбрецы.

— Эх, будь сейчас бедняга Ланн в Вене в руках у лучших врачей!

— Прикажи перевезти его на правый берег на лодке.

— Ты шутишь! Ветер, бешеное течение... Его растрясет, как мешок с зерном; он не выдержит переправы.

Император в задумчивости стегал хлыстом камышовые стебли. Так прошла минута или две, потом Бонапарт окрепшим голосом сказал:

— Андре, мне нужна твоя помощь.

— Ты хочешь знать, что сделал бы я на твоем месте?

— Бертье утверждает, что правом берегу мы будем в безопасности.

— Вздор!

— Штаб думает, что нам следовало бы даже отойти за Вену.

— Штабу не надо думать. Особенно, когда думать нечем. А что потом? Пока не поздно, вернемся в Сен-Клу? Если мы оставим этот остров, то тем самым подпишемся под победой Австрии, если нет, то не проиграем.

— Но и не выиграем.

— Зато избежим сокрушительного разгрома!

— Меня преследует злой рок, Андре.

— Мы сорвали планы эрцгерцога Карла, его войска измотаны, у него почти не осталось боеприпасов...

— Знаю, — вздохнул Наполеон, бросая взгляд на реку. — Меня победил генерал Дунай.

— Победил! — хмыкнул Массена. — Не смеши меня! Скоро к нам присоединится итальянская армия. На прошлой неделе принц Евгений [95] Принц Евгений (Эжен) Богарне (1781-1824) — вице-король Италии, дивизионный генерал. Пасынок Наполеона, единственный сын первой жены Наполеона Жозефины Богарне. В 1812 году командовал 4-м (итальянским) пехотным корпусом Великой Армии. овладел Триестом, и теперь двинется на Вену со своими девятью дивизиями, а это еще пятьдесят тысяч человек! Лефевр вошел в Иннсбрук девятнадцатого числа. Покончив с тирольскими мятежниками, он приведет двадцать пять тысяч своих баварцев...

— Значит, ты советуешь закрепиться на этом острове?

— В течение ночи мы должны перебросить сюда наши войска.

— Ты можешь гарантировать, что беспорядочного отступления не будет?

— Да.

— Тогда в добрый час! Возвращайся к своим людям.

Файоля разбудила тишина. Он открыл глаза и не сразу сообразил, что сражение закончилось с наступлением темноты. Кирасир лежал на спине, слишком слабый для того, чтобы сесть и сбросить тяжелую кирасу. Но даже найди он силы приподняться, в ночном мраке не увидел бы тысяч трупов, устилавших равнину. Здесь им предстояло стать пищей для воронов и обратиться в прах. Дрожащей рукой Файоль ощупал лицо, согнул одну ногу, потом другую: казалось, все было на месте, он не получил даже царапины.

Свежий ветер пригибал к земле редкие уцелевшие стебли пшеницы, в воздухе витал острый запах пороховой гари, лошадиного навоза и крови. Внимание Файоля неожиданно привлекло странное хрупанье: какая-то тварь настойчиво грызла веревочную подошву его эспадрильи. Кирасир брезгливо тряхнул ногой, сбрасывая с себя мелкого зверька с темной меховой шкуркой. В привычных парижских трущобах ему до сих пор доводилось сталкиваться только с крысами. Файоль глубоко вздохнул. Он всю жизнь был один. Грузчик, старьевщик, гадальщик с Нового моста, к тридцати пяти годам он многое повидал на своем веку, только хорошего так ничего и не увидел. Потом грянула революция, но и она не принесла ему ничего нового. Он даже не смог извлечь выгоду из правления Барраса [96] Поль Франсуа Жан Николя, виконт де Баррас (1755-1829) — потомственный дворянин, деятель Великой французской революции, один из лидеров термидорианского переворота, директор всех составов Директории и фактический ее руководитель в 1795-1799 гг. Беспринципный политик и карьерист, постоянно стремившийся к личному обогащению. Содействовал выдвижению Наполеона Бонапарта. Тем не менее, после переворота 18 брюмера (9-10 ноября 1799 г.) был отстранен от участия в политической жизни. , сквозь пальцы смотревшего на всякого рода плутни и жульничество. После эпохи Террора [97] Террор — период насилия, продолжавшийся в течение одного года и одного месяца после начала Великой французской революции (с июня 1793 г. по июль 1794 г.). В ходе конфликта между соперничающими политическими группировками жирондистов и якобинцев осуществлялись массовые расстрелы «врагов революции». По разным данным погибло от 16000 до 40000 человек. Под лезвием гильотины закончили свои жизни Людовик XVI, Мария Антуанетта, известные жирондисты Филипп Эгалите (Луи-Филипп II, герцог Орлеанский), мадам Ролан, известный химик Антуан Лавуазье и многие другие. Файоль устроился в пассаже Перрон и занимался перепродажей краденых товаров: мыла, сахара, курева, английских карандашей. Пользуясь близостью Пале-Рояля, он днями бесцельно бродил под его аркадами, по роскошным галереям, где всегда толпились сотни девиц легкого поведения. Помимо них, там было еще много чего привлекательного. К примеру, в одном из ресторанов потолок зала, отделанного в восточном стиле, раздвигался, и нагие богини спускались с небес в золоченой колеснице. А в публичных заведениях гетеры делали клиентам массаж прямо в ваннах с вином. Он знал об этом лишь понаслышке, ибо таких голодранцев, как он, туда даже на порог не пускали. Ему оставалось лишь с завистью разглядывать путан, привлекавших к себе внимание картинками эротического содержания или просто задиравших юбки, чтобы продемонстрировать свой товар. Были и такие, что били на жалость — водили с собой детишек, взятых напрокат у обнищавших многодетных мамаш. Другие — в черных шляпках с золотыми кисточками и мягких атласных туфельках — зазывали клиентов прямо из окон номеров над «Кафе слепых». Эти девочки были восхитительны, но кредита не признавали. Даже их имена звучали, как поэмы: Мулатка Бетси, Софи Божественный стан или Лолотта, Фаншон, Куколка Софи, Султанша. Великолепная Шоншон заправляла игорным домом. Венера вообще стала героиней после того, как отвергла ухаживания графа д’Артуа...