Патрик Рамбо - Битва

— Сир, не выдержал большой мост!

Император взмахом руки смел со стола тарелку с недоеденным супом и бокал с вином. Он в ярости вскочил:

— И кто только подсунул мне таких дураков! Расстрел перед строем по обвинению в дезертирстве, вот чего заслуживают эти понтонеры!

— Доложите толком, — потребовал Бертье у своего адъютанта.

— Значит, так, — начал Перигор, переводя дух, — из-за паводка очень быстро поднялся уровень воды в реке...

— Разве это не было предусмотрено? — взревел император.

— Было, ваше величество, мы не предусмотрели лишь того, что австрийцы, расположившись выше по течению, пустят на наш мост лодки, груженные камнями. Они-то и разбили балки, порвали якорные тросы...

— Incapaci! Бездари!

Император с криками метался по площади. Оказавшись рядом с Лежоном, он схватил его за отороченный мехом доломан:

— Вы служили в инженерных войсках, восстановите мне этот мост!

Офицеры зашептались, обсуждая ситуацию: мост непригоден для эксплуатации, связи с правым берегом нет, а раз так, то нет ни боеприпасов, ни продовольствия, ни подкреплений из Вены и от Даву. Лежон отдал честь, вскочил на ближайшую лошадь — она принадлежала Перигору, но, учитывая обстоятельства, тот не осмелился протестовать, — пришпорил ее и, пустив в галоп, исчез из виду.

Император в бешенстве обвел всех взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, и ледяным тоном осведомился:

— Почему вы до сих пор торчите здесь, как мешки с дерьмом? Выход моста из строя ничего не меняет! Отправляйтесь по своим местам, massa di cretini! Бестолочи! — Подойдя к Бертье, он внезапно сменил тон, словно его ярость была наигранной: — Если эрцгерцогу уже сообщили о случившемся, в чем я нисколько не сомневаюсь, то он непременно захочет извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Он прикажет ускорить наступление и атакует нас с ходу, ибо поймет, что мы заперты на левом берегу.

— Мы встретим его должным образом, сир.

— Глупцы! Дунай выступит нашим союзником!

— Да услышит он ваши слова, сир, — пробормотал генерал-майор.

— Перигор! — позвал император. — Предупредите его светлость герцога де Риволи, что австрийцы могут атаковать вдоль той излучины Дуная, что упирается в Асперн...

Перигор тоже не выбирал лошадь, схватил поводья первой попавшейся — благо она была свежее его собственной — и помчался к маршалу Массене.

Император проводил его взглядом, улыбнулся и шепнул Бертье:

— Если они пустили лодки, чтобы сломать наш мост, Александр, значит, они выступили против Дуная.

— По меньшей мере авангард...

— Нет! Идите сюда.

Наполеон увлек Бертье к столу, перевернул карту и на ее обратной стороне набросал карандашом схему:

Генерал-майор смотрел и слушал комментарий императора.

— Карл посылает войска на равнину, это стрела А...

— Их мы сейчас и наблюдаем.

— Именно! В это время из Бизамберга, — вот тут, слева вверху на моем плане, — где, как мы знаем, австрийцы стояли лагерем уже много дней, он отправляет вторую армию, несомненно, более многочисленную, с пушками. Она движется вдоль Дуная, это стрелка В. Австрийцы рассчитывают развернуться в боевые порядки под прикрытием Асперна и внезапно атаковать, зайти к нам в тыл и окружить, в то время как мы будем ждать их в другом месте...

Император продолжал чиркать карандашом, превращая схему в малопонятные каракули, но Бертье его понял.

Доскакав до края небольшой рощицы, Лежон увидел французских солдат и по желто-зеленым султанам на киверах узнал вольтижеров Молитора. Полковник не хотел задерживаться: во-первых, он спешил, а во-вторых, ему совсем не хотелось столкнуться нос к носу с солдатом Паради, который так надеялся остаться при штабе, вдали от передовой. Как объяснить ему, что Бертье в этом вопросе занимал очень жесткую позицию: «Никаких фаворитов, Лежон. Каждый должен находиться на своем месте. Отправьте вашего охотника на кроликов в его полк. Не стоит подавать дурной пример!» Лежон не нашел подходящего ответа. На кой черт нужен разведчик на нынешнем этапе развития событий? Сейчас требовались стрелки и артиллеристы. Однако подчинение приказу вовсе не избавляло от угрызений совести, впрочем, гром пушек скоро заставит забыть о них.

Лошадь осторожно ступила на сотрясаемый волнами малый мост. Дунай вздулся, под напором течения переправа скрипела и раскачивалась, местами мост заливало, и копыта лошади скрывались в воде. Оказавшись на острове, Лежон поскакал к дальнему берегу, и то, что он там увидел, ему очень не понравилось: посередине большого наплавного моста зияла широкая брешь, сквозь которую в кипении пены неслись бурные потоки мутной воды. Постоянные удары бешеных волн еще больше расшатывали поврежденную конструкцию, выворачивали балки, срывали доски настила. Натянутые, как струна, тросы лопались один за другим. Часть моста в любой момент могло сорвать с якорей, несмотря на отчаянные усилия понтонеров: баграми, шестами и даже ручками топоров и кирок они отталкивали от своего детища тяжелые лодки с булыжниками, пущенные австрийцами. Одну из лодок выбросило на берег острова, и Лежон внимательно осмотрел ее. Это было маленькое треугольное суденышко с высокими бортами, заполненное крупным галечником. Благодаря своей форме оно плыло, вращаясь, и на большой скорости врезалось углами в заякоренные лодки-понтоны большого моста. «Какое безумие — строить наплавной мост через Дунай в половодье! — подумал Лежон. — И противник этим воспользовался, тут все ясно». Полковник вполголоса выругался: по причине сжатых сроков, установленных императором, саперы сметали мост, что называется, на живую нитку, однако об этом он не осмелится сказать никому и никогда. На добрый лад, следовало бы подождать недельки две, а то и месяц, чтобы спала вода, и Дунай вернулся в свое русло, а уж тогда возводить основательный мост на сваях, забитых в речное дно. Но его мнения никто не спрашивал. Он должен возглавить восстановительные работы и найти способ защитить хрупкое сооружение от столкновения с лодками и стволами деревьев, сплавляемых австрийцами.