Патрик Рамбо - Битва

Трое кирасир, орудуя лопатами, найденными в ближайшем сарае, заканчивали рыть яму. Неподалеку в траве лежал окоченевший труп солдата Пакотта.

— Поторопитесь, ребята, — сказал капитан.

— Нужно все сделать по правилам, господин капитан, — скупо ответил Файоль, втыкая лопату в горку свежей земли у края могилы.

— Мы уходим из этой чертовой деревни!

— Мы хороним нашего брата, господин капитан, мы не хотим, чтобы он стал добычей лис.

— У нас есть свои принципы, — добавил один из кирасир, здоровяк-кузнец по имени Верзье.

— А того типа, что вы вчера проткнули в доме, хоронить не будете?

— Но он же австриец! — возразил Файоль.

— Если его сожрут лисы, то это его лисы, австрийские, — с ухмылкой заметил третий солдат, невысокий худощавый брюнет.

— Довольно, Брюнель! — оборвал его капитан Сен-Дидье.

— Вы же верующий человек, господин капитан? — лукаво спросил Файоль, поглаживая черные подтяжки, найденные в кармане Пакотта; теперь они висели у него на шее наподобие галстука — то ли сувенир, то ли трофей.

— Чтоб через четверть часа все трое были в своем взводе! — приказал капитан и резко развернулся на каблуках, досадуя, что приходится иметь дело с такими болванами.

Когда офицер отошел подальше, Брюнель спросил у приятелей:

— Сен-Дидье — фамилия дворянская или я ошибаюсь?

— На него можно рассчитывать, — ответил Файоль. — Я видел его при осаде Ратисбонна. Он свое дело знает.

— Это хорошо! — сказал Верзье, снова берясь за лопату. — А то я уже сыт по горло жалкими офицеришками, которых набирают прямо из коллежей и за две недели готовят из них командиров, хотя вся разница между нами заключается лишь в том, что они знают латынь!

За деревней, над берегом Дуная с пронзительными криками, похожими на смех, носились белые чайки. Файоль перекинул через плечо коричневую шинель и поморщился:

— Плохо дело, если даже птицы смеются над нами...

Кавалерийские полки, расквартированные в Вене, вышли из города на рассвете, и земля загудела под копытами множества лошадей. Фридрих Стапс прижался к стене, пропуская отряд драгун, двигавшихся легким галопом, иначе они затоптали бы его, не моргнув глазом. Потом он углубился в лабиринт старых улиц вокруг собора Святого Стефана. Остановившись у скобяной лавки, юноша толкнул застекленную дверь и вошел внутрь. Несмотря на столь ранний час в лавке уже был клиент — плотный седовласый господин в темной сюртуке, его редкие длинные волосы закрывали воротник и ложились на плечи. Мужчина говорил по-французски, а торговец только хлопал глазами, пытаясь объяснить ему на своем венском диалекте, что ничего не понимает. Тогда француз достал из кармана кусочек мела и что-то нарисовал на прилавке. Нарисовал, несомненно, плохо, о чем можно было судить по озадаченному виду коммерсанта. Стапс приблизился и предложил свою помощь:

— Я немного говорю на вашем языке, сударь, и если бы мог быть вам чем-то полезен...

— Ах, молодой человек, вы мой спаситель!

— Что вы изобразили на прилавке?

— Пилу.

— Вы хотите купить пилу?

— Да, достаточно длинную и прочную, не слишком гибкую, с мелкими зубчиками.

Выяснив у Стапса, что желает ранний клиент, торговец стал рыться в коробках, извлек на свет божий несколько видов пил и передал их французу. Стапс с любопытством наблюдал за ним.

— Сударь, я совершенно не представляю вас в роли столяра или плотника.

— И тут вы правы! Простите, из-за спешки я даже не представился: доктор Перси, главный хирург Великой Армии.

— Вам нужна пила, чтобы лечить больных?

— Лечить! Как бы я хотел лечить, но в сражениях не лечат, а чинят, изгоняют смерть: отрезают поврежденные руки и ноги, пока не началась гангрена. Вы знаете, что это такое?

— Не думаю, нет.

— При такой жаре, — сказал Перси, покачивая крупной головой, — раны начинают загнивать, молодой человек, поэтому лучше отрезать раненые конечности до того, как все тело начнет разлагаться изнутри.

Доктор Перси выбрал подходящую пилу, и торговец упаковал покупку в оберточную бумагу. Француз рассчитался крупной купюрой из пачки флоринов, которую достал из докторского баульчика, небрежно сунул сдачу в карман, поблагодарил и, нахлобучив на голову черную треуголку с кокардой, вышел из лавки. Через окно Стапс видел, как доктор зашагал в сторону улицы Каринтия, где его дожидался кучер в коляске.

— Что я могу предложить для вас, сударь? — спросил торговец.

Стапс отвернулся от окна и сказал: