Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. I том

Примечательно, что служанка в слезах уверяла, будто бы сама госпожа отказалась от проветривания, а цветы могли и скопится.

Почти сразу же после нее последовала мать. Смерть жены пагубно подействовала на нее, да и было ей под восемьдесят.

Племянника убили в парке Ангулема на дуэли. Естественно имя победителя установить не удалось, таковых почти никогда и не устанавливают, потому как выяснение отношений таким способом строжайше запрещено еще по указам кардинала Ришелье, за что дуэлянтам и секундантам полагается суровое наказание с конфискацией имущества.

А все указывало на то, что была именно дуэль. Его труп нашли утром с проколами ран в животе и отрубленной рукой, держащей шпагу.

Он, де Жонзак надолго уехал на похороны и там узнал о гибели другого племянника, убитого в битве при Гохштедте в Баварии. Жена того, узнав об этом, отравилась в ту же ночь. Дядя, живший у него в Жонзаке, скончался по дороге на похороны, от апоплексического удара.

Похороны следовали одни за другими, так что вернуться ему в Жонзак пришлось уже опустевший, откуда разбежались, почувствовав неладное, все близкие, жившие с ним во времена благополучия, как он говорил: «как крысы с тонущего корабля».

И действительно, дом Жонзаков, некогда величественный, как корабль, оставался над водой сейчас лишь только носом. Остался только он, на нем род закончит свое существование. Правда можно объявить де Морне – его незаконнорожденного сына – Жонзаком.

Сеньор де Жонзак посмотрел на него, приехавшего откуда-то из империи, сидящего недалеко от него, от чего ему стало от этого неприятно.

Де Жонзаку сразу не понравился этот немец, полный, и этим чем-то схожий со свиньей /по его представлениям/, оскобленный, с пышной копной грязно-соломенных волос.

Временами он вызывал у него отвращение от одной только мысли, что его дом и славное доброе имя может перейти ему.

Поистине верны слухи, что над его родом веет проклятие.

Однако оставался еще его кузен, к которому он в несчастии привязался всей душой и всегда ждал его приезда, как и сейчас. Но почему до сих пор он не приехал? Давно уже было пора.

Внезапно сеньора де Жонзака поразила мысль, что его кузен не приедет на то кощунство, которое он здесь устроил. Де Жонзаку стало еще невыносимее сидеть среди праздновавших. От музыки звенело в голове; закрыв глаза, чтобы не видеть ничего, прошептал:

– Боже, как плохо.

Ему стали противны гости, только и ищущие где бы повеселиться, и в то же время дороги те близкие знакомые, что сидели за одним столом, и которым так же передалось его мрачное настроение.

Как ему хотелось видеть еще и графа Саймона, с его положительно действующей на него разговорчивостью. Тут он к вящему своему удивлению заметил в дверях Рено. «Легок на помине» – подумал он и стал высматривать за Рено того, кого так ожидал. Всматриваясь в вертящуюся толпу, де Жонзак не заметил как Рено оказался рядом перед ним. Заметив – вздрогнул!

– А… что, графа нет? – спросил он слабым дрожащим голосом, стараясь не глядеть в глаза.

– Графа нет… в живых. – ответил Рено, как можно мягче, но слова его прозвучали как приговор.

Де Жонзак, как пораженный уронил голову на стол, потеряв сознание.

Очнулся от воды, которую подала служанка Марчелла.

Слабость и тошнота не проходила. Пошли за сердечными каплями. Ему все не становилось легче. Лицо все такое же серое. Он то открывал, то закрывал глаза. От остатков воды в стакане отказался. Все же начал чувствовать, что становится лучше и причиной тому была музыка, продолжавшая бессовестно звучать. Лишь немногие в той стороне зала заметили смятение в этой, и пока только глядели…

– Да прекратите же! – крикнул кто-то из рядом стоявших, оборвав игру итальянских музыкантов. Среди гостей разносилось известие об убийстве графа Саймона, ввергая их в смятение.

Праздника как не бывало, и мог ли он быть, когда хозяина уносят в кресле, ослабевшего и в бессознательном состоянии.

Узнав почему его уносят? – От сердечного приступа, им ничего больше не оставалось делать как уезжать. И в это время другое ошеломляющее происшествие: де Морне идя, вдруг схватился за живот застонал и стал медленно валиться…, но его вовремя подхватили прежде чем он упал. Подтащили и положили на диван.

– Врача! Врача! – завизжали старые дамы, когда молодые люди спешили выйти с еще большим испугом от мысли, что и у них сейчас тоже может зажечь в груди.

Гости мало-помалу покидали дворец, с той поспешностью, с которой покидают опасные места.