Виктор Зонис - Идальго Иосиф

– для проживания, строительства домов, школ, синагог и прочего выделяется место на южной окраине города Кельна, ранее служившее площадью для рыцарских турниров;

– строительство домов и других сооружений должно осуществляться в соответствии с нормами и правилами, принятыми в городе Кельне;

– территория закрепляется за еврейской общиной в вечное пользование и должна быть отделена от остальной части города и содержаться в чистоте и порядке;

– поселение евреев вне обозначенной территории строго запрещается, кроме лиц, имеющих на то специальное разрешение;

– евреи, изъявившие желание заниматься ремеслами и торговлей, должны получить на это специальное разрешение, за которое подлежит уплате налог, устанавливаемый соответствующей гильдией;

– евреям разрешается свободно отправлять религиозные обряды, соблюдать праздники и традиции, за что ежегодно уплачивать казне налог в сумме две тысячи гульденов;

– евреям строго запрещается находиться за территорией поселения позднее десяти часов вечера и ранее шести часов утра;

– евреям строго запрещается покидать территорию поселения во время христианских праздников и религиозных шествий;

– евреям запрещается нанимать на работу и в услужение жителей города Кельна, равно как и других правоверных христиан…

Иосиф уже не слушал старательно, с пафосом говорившего писаря.

«Слава Богу! – внутренне ликовал он, оставаясь внешне беспристрастным. – Слава Богу! Разрешили! Свершилось! Иосифу были безразличны условия, выдвигаемые к евреям; ему было все равно, сколько надо платить и за что».

«Это уже не моя проблема», – думал Иосиф. Даже ограничения в правах не смущали его. Иосиф знал из тысячелетнего опыта, что евреи здесь, в Германии, как и их далекие предки в Египте и в Вавилоне, спустя короткое время добьются всего того, что необходимо, чтобы сделать свою жизнь достойной…

Писарь закончил и, аккуратно свернув свиток, передал его бургомистру.

Иосиф очнулся от своих мыслей под пристальным взглядом Герхарда и медленно склонился в низком поклоне перед членами Магистрата.

На несколько минут воцарилась абсолютная тишина.

– Иосиф бен Эзра! – Голос герцога гулко разнесся над притихшим залом, отразился в высоких стенах и вернулся к Иосифу, впечатываясь ему в мозг.

– Мы так решили, и это закон! Доведи все до сведения евреев. Порядок въезда и прочее ты узнаешь в нашей канцелярии.

– Я? – переспросил Иосиф.

– Да, ты. – Герцог недовольно опустил уголки мясистых губ.

– Мы назначаем тебя главой еврейской общины и будем иметь дело только с тобой. Это все, – можешь идти. Деньги должны быть внесены в казну незамедлительно!

Члены Совета встали со своих мест, одновременно поклонившись герцогу.

– Постой, – уже в дверях услышал Иосиф тихий, вкрадчивый, но не менее властный, чем у герцога голос.

Иосиф обернулся. Архиепископ Кельнский – старик с колючим и цепким взглядом водянистых глаз, обращался к нему:

– В своих синагогах и между собой можете говорить что хотите, но любая попытка религиозных разговоров или споров с жителями Кельна будет незамедлительно караться смертью, – архиепископ прикрыл глаза, давая понять, что он сказал все, что считал нужным сказать.

Иосиф еще раз поклонился, бережно прижимая к груди свиток.

В этом свитке, который он торопился привезти в лагерь беженцев, были законы Магистрата города Кельна, сегодня не менее важные для евреев, чем священные законы Моисея.

Было раннее утро. Дождь, ливший без перерыва последние два дня, решил отдохнуть, оставив на посту косматые, бесформенно-неопрятные тучи. Они, медленно перемещаясь, словно ища удобную позицию для новой атаки, нависали так низко, что, казалось, их можно развести руками. Порывистый ветер по-хозяйски носился по пустырю, раздраженно и задиристо теребя ветви сиротливо стоящих деревьев. Иосиф проворно выскочил из повозки и помог рабби Гершлю выбраться наружу. Рабби, зябко кутаясь в просторный испанский плащ, с силой сжимал руку Иосифа, боясь отпустить ее хоть на секунду. Они молча смотрели на унылый пустырь, некогда бывший местом блистательных подвигов немецких рыцарей. Огромное, превратившееся в сплошное месиво от частых дождей поле, сколько хватало глаз, напоминало картину из потустороннего мира: то здесь, то там хлопая, извивались на ветру, словно сказочные змеи, обрывки пестрых лент на покосившихся мачтах – флагштоках; среди причудливых, с воспаленными волдырями облезшей краски буреломов, бывших некогда трибунами для свидетелей чужой славы, большими и малыми кучами были свалены отбросы и хлам. Над пустырем стояло плотное, годами устоявшееся зловоние. Это была свалка, которой уже много лет пользовались местные жители.