Элена Томсетт - Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню»

Герцог помолчал, раздумывая над ее словами.

Потом порывисто взял ее руку и поднес ее к своим губам.

– Помогите мне вспомнить, Эвелина, – серьезно попросил он, отрываясь от ее руки, но не выпуская ее.

Его темные глаза блеснули отчаяньем.

– Я уже вспомнил многое, пожалуй, слишком многое, … но воспоминания не хотят связываться воедино, пока это лишь беспорядочные, хаотические всплески моей жизни…

Побледнев, Эвелина закусила губу и посмотрела ему в лицо. На секунду, безумная надежда вспыхнула в ее душе. Возможно, рано или поздно, он вспомнит все, но хочет ли она этого? Она внезапно рассердилась на саму себя. Она сама не знает, чего хочет. Даже если князь временно лишился памяти, он же не лишился мозгов! Даже сейчас, когда он, возможно, потерял память, князь Острожский слишком опасный человек, чтобы пытаться играть с ним в игры. Она не сумела оценить его по достоинству много лет назад и проиграла. Теперь она должна быть осторожна.

– Вы помните те отношения, которые существовали между нами? – едва слышно, одними губами, спросила она.

– Да.

Красивое лицо герцога не дрогнуло, когда он безжалостно добавил:

– За несколько лет брака мы спали вместе всего несколько раз. Я хотел бы вспомнить, каким именно шантажом мне удалось жениться на вас.

– Вам лучше этого не вспоминать.

Герцог почувствовал, как дрогнули в его руке пальцы Эвелины.

– В любом случае, я благодарен вам за сына, – бесстрастно досказал он. – Хотя не могу сказать, чтобы меня устраивали сложившиеся обстоятельства моей личной жизни. Это вовсе не означает, – добавил он, увидев, как расширились от страха глаза молодой женщины, – что я намерен категорически настаивать на своих супружеских правах.

– Благодарю вас.

В голосе Эвелины послышалось облегчение.

Герцог со смутным неудовольствием увидел, что от его слов ее напряжение несколько ослабло.

– Если за время моего отсутствия вам удалось определенным образом устроить свою жизнь и найти человека…, – начал говорить он, пристально наблюдая за ее реакцией на свои слова.

– Благодарю вас, нет! – быстро перебила его Эвелина. – Я не могу сказать, что я испытывала к вам пламенную страсть, когда выходила за вас замуж, – она опустила глаза под внимательным взглядом герцога, – но меня устраивал этот брак.

– Устроит ли он вас теперь? – спросил герцог, с болью сердечной решая выяснить этот вопрос до конца. – Или вам было бы предпочтительнее считать меня мертвым? Я не хочу вам угрожать, Эвелина, но рано или поздно, я начну требовать от вас той близости, которая бывает между мужем и женой. Даже будь вы не настолько красивы, я бы стал говорить об этом. Один сын, по нынешним временам, слишком слабая надежда на продолжение рода.

– Близость и любовь – разные вещи, – бесцветным голосом сказала Эвелина, не поднимая головы. – Если вы потребуете от меня только близости и детей, то наш брак вполне меня устроит.

– А ваша любовь принадлежит Господу нашему, надо полагать? – изогнув бровь, резче, чем намеревался, спросил герцог, не в силах сдержать своего разочарования.

– Да! – Эвелина настороженно и холодно смотрела на него. – Но можете быть уверены, я никогда не изменяла и не собиралась изменять вам как жена.

– Отрадно слышать, – пробормотал герцог в задумчивости.

Откинувшись на спинку сиденья кареты, он прикрыл глаза и надолго замолчал, раздумывая над только что состоявшимся странным разговором со своей женой. Интуиция, необычайно сильно развившаяся у него за последние пять лет в качестве компенсации за потерю памяти, подсказывала ему, что спокойно сидевшая рядом с ним прекрасная молодая женщина пребывала в состоянии, близком к панике. Он буквально чувствовал флюиды страха, недоверия, перемешанные со странным чувством какого-то облегчения, исходившие от нее. Он никак не мог понять, почему она так настороженно отнеслась к его словам о потери памяти. Это была именно настороженность, не чувство изумления или недоверия, какие его сообщение о потери памяти вызвали, например, у Карла или у Дитгейма. Он мог твердо сказать, что Эвелина его узнала, она открыто сказала ему об этом, и что она ему поверила; то, что он не мог понять и объяснить, было то, почему она его опасалась. Сколько он не исследовал все еще темные закоулки своей памяти, он не мог вспомнить ни одного эпизода, когда он причинил ей вред или обидел ее. Все что он помнил и чувствовал, была всепоглощающая и всепрощающая страсть к этой женщине, которая стала частью его собственной души. Она же, прекрасная Эвелина Острожская, его жена, точно такая же, какой он помнил ее в своих снах и видел в воспоминаниях, казалась, не испытывала абсолютно никаких чувств и никакой радости от его возвращения и была совсем безразлична к нему. Даже более, за ее внешней вежливостью он чувствовал хорошо скрытый страх, в то время, как его сердце стремилось к ней, и он с трудом подавлял желание схватить ее в объятья, прижать к своей груди и осыпать поцелуями. В первый момент он не сделал этого только потому, что в ее глазах и в ее поведении явно сквозила растерянность и нежелание того, чтобы он к ней прикасался. Теперь, после непродолжительного общения, сидя рядом с ней в тесноте кареты и ощущая тепло ее тела рядом с собой, время от времени непреднамеренно касаясь края ее одежды, он чувствовал, что она еще больше старается отдалиться от него; ему даже в голову не приходило обнять или поцеловать ее – так старательно и искусно она возвела неприступные бастионы сдержанности между самой собой и своим мужем.