Валерий Есенков - Царь

«Писал ты ещё о наших предках, в какой чести они были, – так ведь великое княжество Литовское было нашей вотчиной, потому что наш прапрадед – князь Владимир, сын великого князя Ольгерда. Когда же князь Ольгерд взял себе вторую жену, тверянку, он, ради этой второй жены, лишил нашего прапрадеда предназначенных ему почестей и наследства и передал престол великого княжества Литовского своему сыну от второй жены – Ягайло. Известно всем христианским народам, в какой чести великий князь Ягайло держал прапрадеда нашего и своих младших братьев – Лугвеня и Свидригайла и иных младших братьев, и какая убогая вотчина была у нашего прапрадеда. Известно также, каким образом дед твой Казимир изменнически убил нашего родственника Михайла Олельковича и захватил его вотчину и отдал её под власть великого княжества Литовского, и в какой чести был прадед наш, князь Иван, и дед наш, князь Федор, и как его принуждали даже оставить свою веру, и как он в одной рубашке убежал к истинно православному великому государю блаженной памяти Ивану, деду его царского величества, нашего нынешнего государя. И он, как истинный православный государь, нашего деда, князя Федора Ивановича, пожаловал своим великим жалованием и воздал ему заслуженную честь, и с того времени до нынешнего никто в его земле не считается выше нас или даже в равенстве с нами; у царского величества служит много людей царского рода и великокняжеских родов, и все они по его царскому повелению подчиняются нашим приказам. Как же можно говорить, что мы сохранили достойную часть наследственных имений, если дед наш и прадед были лишены своего престола – великого княжества Литовского; какая же тут часть владений, – что можно получить с убогой вотчины? А наши подданные, паны великого княжества Литовского, были в равенстве с нашим дедом и прадедом – какие же тут воля и честь: быть в равенстве со своими подданными?..»

Со своей обычной умной усмешкой он указывает потомку герцогов Сфорца, что его права на Литву, которую тот как раз в эти переломные месяцы тащит в союзе с Польшей в единое государство Речь Посполитую, слишком призрачны, что как правитель он в нравственном отношении слаб перед ним, что польскому королю и литовскому великому князю нечего предложить его подданным, чего бы они уже не имели в Москве, а чтобы в полную волю потешить себя, в довершение своих абсолютно верных исторических изысканий он делает слабоумному соблазнителю от имени Воротынского неожиданное, невероятное, вполне согласное с его логикой предложение:

«А если ты обещаешь нам свою милость, то наградил бы ты нас так: прежде всего установи с нами братские отношения и дай нам в вотчину Новгород Литовский, Витебск, Минск, Шклов, Могилев и иные города по Днепру, кроме Киевского повета, и всю Волынскую и Подольскую земли; ты будешь на Польском королевстве, а брат наш князь Иван Дмитриевич Бельский на великом княжестве Литовском и Русской земле, а брат наш Иван Федорович Мстиславский будет владеть Троками и Берестьем и другими городами, и Прусами, и Жмудью, а мы будем владеть теми городами, которых теперь просим у тебя, и установим между собой братские и дружеские отношения, и все, вместе с братом своим, будем под вольной самодержавной властью великого государя, а его царское величество к христианам милостив т ради своих подданных не щадит собственной персоны в борьбе с недругами; он имеет достаточно сил, чтобы оборонить себя и нас от турок и от крымского хана, и от императора, и от многих других государств и будет нас держать в благополучии. А на другое награждение, меньше этого, нам, брат наш, соглашаться не подобает…»

Иоанн тут как в воду глядит: не только его удельные князья имеют наследственные права на многие литовские земли, о чем польскому королю и литовскому великому князю следовало бы прежде много и много подумать, перед тем как приглашать их на службу к себе, но очень скоро и ему самому предоставится эта соблазнительная возможность управлять и Польшей и Литвой и Русской землей, и он, поразмыслив тревожно, но трезво, своей волей благоразумно откажется от неё.

К сожалению, насмешливые послания не удается переправить их адресату, а хотелось бы поглядеть на физиономию отпрыска итальянского кондотьера, когда бы тот познакомился с его ядовитыми предложениями и сообразил, может быть, что, приглашая к себе на службу Бельского, Мстиславского и Воротынского, он приглашает опасных претендентов на корону великого князя литовского, имеющих на неё более основательные права, чем он сам. Иоанна не столько поражает, сколько раздражает очередная прискорбная неудача его заносчивых воевод. Новая оборонительная крепостца Копие возводится на озере посреди острова Суша, верстах в семидесяти от Полоцка, откуда открывается прямая дорога на Вильну. Возводится крепостца заведенным порядком, подсказанным мастером Выродковым под Свияжском, упроченным указанием самого Иоанна и опробованным десятки раз в степях за Окой. Заведенный порядок до того необычен на взгляд европейца, что один из них, Фульвио Руджиери, специально знакомит с ним римского папу: