Андрей Расторгуев - Предел прочности

– Не дурно, – только и сказал майор. Спохватившись, уточнил: – Меня, полагаю, уполномочили вести переговоры?

– Можно и так сказать, – ответил шеф уклончиво.

Поднялся, подошёл к столу. Взяв два запечатанных письма, вернулся с ними в кресло. Протянув Лисаневичу первый, более увесистый пакет, сказал:

– Здесь проект трактата о вступлении в российское подданство и личное послание Ибрагим-хану от его сиятельства. Отвезёте в Шушу и передадите из рук в руки. – Затем протянул второй конверт, поменьше. – А здесь предписание вам от главнокомандующего. Извольте ознакомиться.

Пока майор читал, Карягин тихо сидел в кресле, не говоря ни слова. Закончив, Дмитрий взглянул на шефа.

– Вопросы есть? – поинтересовался полковник.

– Я поеду один?

– Возьмите Джораева. Он языки знает. Выделю вам казаков для сопровождения. Ещё вопросы?

Вопросов больше не было. В предписании князя всё изложено чётко и в подробностях. Главное, что Лисаневич едет не просто курьером или посредником в переговорах – отдал письмо, привёз ответное и всё на этом. Нет, он должен досконально изучить фортификацию Шушинской крепости. Выяснить, способен ли хан доставлять продовольствие на пятьсот человек и возможно ли наладить туда проезд арбами.

Судя по всему, Цицианов был настолько уверен в неминуемом подписании трактата, что во всю строил планы по размещению в Шуше русского гарнизона.

14 февраля 1805 года

Карабагское ханство, Шуша, Ганжинская дорога

Родители Никия Джораева когда-то жили в Карабаге. Нужда заставила их бежать. Обосновались в Грузии, но всегда помнили о своих корнях, и память эту вместе с любовью к родине передали сыну. Теперь Джораев, грузинский дворянин армянского происхождения, рассказывал майору Лисаневичу о родном крае и о Шуше:

– …Не армянское это название – Карабаг. Татары так прозвали. Означает «Чёрный сад», слушай. Какой же он чёрный? Ты летом его видел, да? Всегда Хамсой или Арцахом звался. Хамса – это пять. Союз пяти меликов. Братство хамсы. – Джораев помолчал, нервно дёргая повод лошади. Потом с грустью в голосе произнёс: – Было братство… пока иноплеменники не явились. Они уже везде хозяйничали. Один Карабаг нетронутым оставался, как остров посреди бушующего моря. – Он вздохнул, будто сам жил в те далёкие времена и всё испытал на собственной шкуре. – Был такой мелик Шахназар, владетель Варанды. Разругался он с остальными меликами. Воевать начал с соседями, слушай. Понимал, да, что не справится один. Татар-кочевников призвал. А вожаком у них в ту пору был Панах-хан. Хитрая гадюка. Перессорил всех меликов между собой, да. Кому-то в доверие втёрся, кого убил, кого вообще из вилайета выжил. Словом, захватил власть. Ханом всего Карабага себя сделал. Мелик Шахназар ему свою крепость отдал – замок Шуши-кала. Панах-хан его ещё сильнее укрепил. А со временем и столицу туда перенёс, когда со всеми меликами расправился. Персияне сколько ни пытались, не могли этот замок взять, слушай. Один раз только и вышло, уже при сыне Панах-хана, Ибрагиме. И то после того, как тот сбежал, да. Татары сами ему ворота открыли. Теперь это город Шуша. Такая вот история, слушай…

Дорога постепенно сужалась, превращаясь в тропу, петляющую по дну распадка. Его пологие склоны поднимались всё выше. Вскоре наверху, слева и справа, возникли две пузатые, круглобокие башни. От них навстречу друг другу сбегали вниз длинные, прямые стены, повторяющие рельеф местности. Сходились на самом дне, образовав над узким проходом глубокую стрельчатую арку.

– Главные городские ворота, – многозначительно, со знанием дела произнёс Джораев. – Ганжа-гапысы называются. Ганжинские то есть. Это северные, да. А ещё есть восточные, Агоглан-гапысы. На западе Эривань-гапысы. О них можно услышать и как о Халифали-гапысы, но это из-за деревни, через которую дорога на Эривань идёт. Есть и четвёртые, только я о них ничего не знаю. Восточные и западные ворота лишь для верховых и вьюков, а здесь и повозки могут ездить.

Их окликнули со стены, спросив кто такие. Створки заперты. Осторожничают. Не мудрено. Пятьдесят вооружённых казаков хоть и не великое по местным меркам, но всё же войско.

Никий ответил по-татарски, несколько раз повторив хорошо понятное всем в отряде слово «урус». Лисаневич разобрал немногим больше. Всё же поднаторел в языке за время службы на Кавказе. Правда, бегло, как Джораев, говорить не мог.

Пока Никий «обменивался любезностями» со стражей, Лисаневич оглядел арку, обрамлённую мозаичной кладкой из красиво чередующихся тёмных и светлых камней, крепкие стены в десять аршин высотой, башни в отдалении… М-да, любо-дорого здесь оборону держать. Удобных подступов практически нет. Единственная дорога слишком крута и заужена. Больше походит на коварную ловушку. Достаточно поставить два орудия, чтобы на корню пресечь любые попытки приблизиться к воротам. Пушечный огонь отобьёт всю охоту к штурму, нанеся непоправимый урон.