Алевтина Татищева-Никитина - И они распяли его. Последняя дорога последнего императора

Необходимое отступление

Нам долго не удавалось повзрослеть. Мы – это вторые «шестидесятники». Те, первые, в 60-е годы стали уже сознательными и «несознательными» гражданами одной шестой части планеты, а мы – только родились. Пока мы ходили в пионерах и вступали в комсомол, они уже выходили на Красную площадь протестовать против русских танков в Чехословакии или хотя бы пели на кухне «мы так вам верили, товарищ Сталин…». Нас так плотно отгораживали идеологическим щитом (сначала это были пионервожатые, потом – райкомы и горкомы комсомола), что мы если чего-то и хотели страстно, так это – встроиться в жесткую, не нами придуманную структуру. Встать на первую ступеньку, а потом карабкаться по этой лестнице все выше и выше. Конечно, уровень притязаний был у каждого свой, кто-то и не собирался даже близко подходить к этой крутой лестнице. Но кто хотел, тот твердо знал правила игры. Сначала надо было «встроиться» в совет отряда, потом – в совет дружины, побольше выступать на собраниях и руководить сбором металлолома. А дальше все шло как по маслу – комсомол, партия, диссертация или начальственный кабинет. Никто, в общем-то, не сомневался, «что такое хорошо и что такое плохо». Нас, еще птенцов, уже включали в большую игру, учили жить по ее правилам. Кто-то, конечно, выпадал из гнезда, кого-то выбрасывали более сильные и наглые, но в целом паровоз летел вперед в одном, единственно верном направлении.

И вдруг – стоп. Горбачев тормознул паровоз, который мчался хоть уже и по инерции, но все еще на всех парах. Нам было 25. Вроде бы уже не дети, но еще и не хозяева жизни. Нам было легче, чем старикам, понять новые правила игры. Но если они к этому моменту уже успели занять в ней центровые места, то мы еще не стали никем. Мы еще только изучили истмат и историю КПСС, едва вскарабкались на первые ступеньки, когда рухнула вся лестница.

Разумеется, всякое обобщение хромает. Некоторые из нас, те, кто оказался более гибким и пористым, мгновенно перескочили на новую лестницу, став бизнесменами или банкирами. Собственно, с розовощеких, бодреньких «комсомольцев» и начался капитализм в России, – вспомните разномастные молодежные фонды, торговавшие всем и вся. Но эти новые лидеры были все-таки постарше нас. Они уже научились красиво говорить об одном, а делать совершенно иное. Так, как научились это делать бывшие американские хиппи, ставшие вполне благополучными и одиозными обывателями. Мы же барахтались между тем, что заложила в нас система, и тем, что требовала новая жизнь. Те, кто смог решительно и бесповоротно порвать с «пионерскими» идеалами, ринулся «заколачивать бабки». Делали они это под руководством своих прежних начальников, которые из партийной коммунистической элиты быстро превратились в элиту административную и заняли ключевые посты во власти. А она во все времена хочет по существу только одного – обеспечить безбедное существование себе и собственным детям. Если раньше это желание обильно сдабривалось лозунгами о светлом будущем и благе народа, то теперь ей не требовалось утруждать себя и этим. Нарождающийся капитализм позволял без оглядки пуститься во все тяжкие.

Как ни странно, именно поседевшие и располневшие «шестидесятники» оказались более восприимчивы к идеям перестройки, чем мы. Она была воплощением их юношеских мечтаний. Они стали ее идеологами. Помните, мы в конце 80-х зачитывались толстыми журналами, экономические выкладки нового времени казались нам поэзией. А через десять лет одного из «буревестников» капитализма академика Аганбегяна сажают в тюрьму за то, что он незаконно использовал площади руководимого им учреждения и что-то намудрил с бухгалтерией. Что его испортило – тот самый российский капитализм, горячим идеологом которого он был?

В конце 90-х мы еще с трудом могли существовать без идеологической соски, не научились еще жить без кумиров и жадно ловили первые неподцензурные слова. Это сейчас мы понимаем, что миром правят только деньги, деньги и деньги. Поиски «харизмы» нового общества провалились, а все потуги его идеологов закончились весьма плачевно, иногда даже на арестантской койке.

Так что же с нами? С теми, кто не стал ни бандитами, ни директорами, ни банкирами? Мы служим, тщетно пытаясь подвинуть стариков и пытаясь смириться со странно перепутанной в них гремучей смесью капитализма и коммунизма. Иногда нами играют, как умненьким не по годам мальчиком Сережей Кириенко. Игра заканчивается так, как если бы ребенок вместо игрушечных начал играть реальными солдатиками, – катастрофой. Нам дают игрушку, чтобы мы поняли, что мы еще чужие в этой взрослой игре, где делятся заводы и целые отрасли некогда славной промышленности, делятся области и края некогда славной России. И мы вдруг понимаем, что нас уже не принимают в расчет. На реальную арену выходят дети «тузов» – те, кто моложе нас. Им 28, 25, даже 23, а они уже руководят гигантами индустрии, становятся министрами и депутатами, становятся обладателями громадных состояний. Они не были ни октябрятами, ни пионерами, ни комсомольцами, им не задурили мозги «благом народа». Когда нас вместе начинают учить модному менеджменту, они опережают нас на сотни пунктов, потому что могут принимать решения, не задумываясь о моральных принципах, не рефлексируя, видя во всем только одно – прибыль.