Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

— Что ты, Лука Кузьмич... Не стану я.

— Станешь! Бери обрез, а то живо пулю в брюхо получишь. Убью и в стайке закопаю.

— Не шуткуй, паря...

Лука передернул затвор.

— Ну? Покамест я тебе главный, я тебе командир.

Нефед поднялся, дрожащими руками принял обрез. Лука и Василий тоже встали. Нефед был белый, с синими губами, глаза будто хотели вылезти из глазниц. «Лука убьет... — соображал он про себя. — С него станется. Не дрогнет. Зароет в стайке, в коровьем дерьме... Эх, связался я с ним...» Он долго не мог попасть в рукава полушубка. В дверях обернулся, хотел что-то сказать... Василий благословил его широким крестом.

Нефед задами прокрался в огород Лукерьи, холодея от страха, притаился за поленницей. Было тихо, высоко висел яркий, молодой месяц. Звезд возле него не было, а подальше, на черном небе мерцали, перемигиваясь, далекие светила... Другие горели ровным, спокойным огнем. Иногда на месяц набегало облако, тогда становилось темно и совсем жутко, Нефеду мерещилось, что кто-то невидимый лежит за его спиной, дышит ему в затылок. Под шапкой шевелились волосы... Он молил бога, чтобы побыстрее выглянула луна. Тучка уходила, месяц заливал все холодным, призрачным светом. Нефеду начинало казаться, что он лежит на виду у всего села, всем известно, зачем он таится за чужими дровами. Обрез прыгал в руках, глаза слезились.

Крыльцо он держал на мушке. Когда уже совсем окоченели ноги, онемели руки, дверь в избе растворилась, на порог вышла Лукерья. На плечах у нее был теплый платок, она стала на верхней ступеньке, широко раскинула руки, потянулась, будто нарочно подставила себя под пулю. Нефед замер, сжался в тугой комок, твердо навел обрез. Луша подняла голову к звездному небу, словно услышала какую-то тихую музыку... Нефед плотнее придавил обрез к плечу, нажал на спуск. Затвор в тишине сухо и громко щелкнул, выстрела не было... Лукерья услышала, настороженно огляделась и вдруг поняла, резко повернулась, бросилась в избу. Нефед выстрелил. Лукерья захлопнула за собой дверь...

Сразу во всех дворах залаяли собаки, на улицу выбежали мужики. Нефед в густой тени заборов пробирался к своей избе.

Пора юности, пора цветения...

По берегам быстрых, горных рек, в солнечном затишье между лесистых склонов растет забайкальская дикая яблоня. Весной молодые, сильные соки устремляются из согретой солнцем земли к высоким ветвям. С неслышным шумом лопаются почки, на свет появляются клейкие, прозрачные листочки. Кажется, можно разглядеть, как по тоненьким жилкам стремительно мчится буйная зеленая кровь... Пройдет недолгое время, и яблоня оденется праздничным розовым цветом.

Но бывает, что вдруг снова ударит мороз, выпадет снег... И сразу осыплется с яблони розовый цвет, поникнут ветви.

И не только с яблоней так. Когда в полях созревает обильный хлеб, крестьянин знает, что еще рано радоваться богатому урожаю, может прийти нежданная темная туча, тяжелый град выбьет, пригнет к земле опустевшие, легкие колосья... Тогда скудная будет осень.

В человеческой жизни иначе. Ураганы и вихри, потрясения, удары и новые смелые взлеты способствуют быстрому душевному созреванию. Человек не хрупкая цветущая яблонька, поникшая от утреннего инея... Чем труднее борьба, чем тяжелее досталась победа, тем сильнее и тверже становится человек. А если юность, чудесный миг цветения, проходит безмятежно и тихо, без волнений и гроз, без бурь и борьбы, — нечего ждать обильной осени, она не принесет зрелых плодов.

Лукерье выпало много бед, но тяжелое горе не согнуло ее. Она стала сильнее и выше, глаза сделались зорче, голова яснее.

Луша — председатель ревкома. Если бы возле был тятька, какой простой и ясной стала бы жизнь! Часто надо принимать важные решения, а что она знает, много ли видела на своем коротком веку? Да и все они, члены ревкома... С кем посоветоваться? Как поступить правильнее? Луша привезла из города полезные книжки, но разве найдешь в них ответ на все случаи жизни? Вот, если бы возле был тятенька...

Луша решила сходить на братскую могилу. Там похоронен отец... Она надела лучшее платье, уложила вокруг головы тугие косы, сказала тетке Катерине, что скоро вернется.

— Не на гулянку ли, девка? — рассмеялась Катерина, разглядывая Лушу.

Какая там гулянка... День был солнечный, теплый, с земли тянуло парной влагой. Луша торопливо прошла селом, там, за лесочком, могила. Дядька Василий хотел поставить на могиле большой крест, но ревкомовцы не дозволили. Соорудили из досок красное надгробье с пятиконечной звездой.