Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

— Арестованных привести и запереть в сарай, — сухо приказал вошедшему казаку офицер. Казак щелкнул каблуками и вышел. Офицер спросил Луку: — Сколько живых захватили?

— Не могу знать, ваше высокоблагородие, — торопливо ответил Лука. — Сказывают девять, что ли... Троих, видать, сгоряча прикокнули. — Он помялся, добавил просительно: — Пошто ко мне-то их?.. Может, к кому другому определите?

Офицер не то закашлялся, не то засмеялся:

— Не тревожься, долго не загостятся. У меня суд скорый.

Фрося до крови закусила губу.

Самовар подал денщик, непроспавшийся, нескладный молодой парень. Офицер сердито отослал его обратно:

— Пусть принесет девка. Есть там какая-то... — Помолчал и сказал Луке: — Все, понимаешь, в седле, в походах, в боях... Истосковался по женскому вниманию. Уюта хочу. Пусть девка потопчется вокруг стола. Только, чтобы хлевом от нее не воняло.

Фрося поправила волосы, одернула платье, внесла самовар, подала угощение, потихоньку разглядела офицера. На вид ему было лет тридцать пять, лицо доброе, усталое, глаза вроде подслеповатые. Пока Фрося уставляла на столе, офицер не сказал ей ни одного слова. «Видать, не злой, — удивилась про себя Фрося. — Смирный какой-то... И на казака не похож — те чубатые, без нужды людей убивают. А этот на учителя похож, есть такой в Воскресенском».

Смелый и решительный, кто было вселился в нее, словно потихоньку выбрался из Фросиного сердца, она позабыла, что хотела помочь ревкомовцам. Повернулась, чтобы уйти, но офицер остановил:

— Погоди. Встань вон там, у двери. Вот так. Песни знаешь? Пой, пока буду есть. Жалобные пой, про любовь. Чтобы душа замирала.

Фрося стояла, испуганно прижавшись к дверному косяку. Лука налил офицеру стакан самогонки. Тот понюхал, брезгливо поморщился:

— Плебейское пойло. И мне опуститься так низко... Гадость, самогонка... А недавно я не пил ничего, кроме шампанского...

Он поднял стакан.

— И все же... За жизнь, исполненную радостей. За милых женщин, за душистые цветы, за нежные песни.

Выпил маленькими торопливыми глотками, занюхал черной коркой, швырнул ее в угол.

Самогонка подействовала тут же — глаза у него покраснели, губы искривились в пьяной усмешке.

— Шампанское... Прежде, когда мы кутили, с нами бывали женщины. — Он хрипло засмеялся. — Покорные, послушные красавицы.

Выпил еще стакан, подошел к Фросе.

— Напомни мне былые дни, конопатая нимфа.

Фрося ничего не успела сообразить, как он цепкими, сильными руками ухватился за ворот ее платья, разодрал вместе с рубашкой. Девушка вскрикнула, прикрыла руками оголенную грудь. Офицер пьяно осклабился.

— Утро лирических воспоминаний. Взамен чернобровых, темпераментных цыганок — рыжая, рябая скотница. — Он подошел к Фросе вплотную, дохнул самогонкой. — Я могу смаху разрубить тебя, сибирская Афродита. Могу пристрелить. Но ты меня не бойся, я не дикарь. Говорят, я чем-то похож на школьного учителя. Правда? Я тебя не трону. Спой мне песенку, ладно? Любовную, сибирскую песенку. Ты пой, а я буду смотреть на тебя и завтракать. Раньше слушал цыганский хор, смотрел на голых красоток, а сейчас на тебя одну... Понимаете, какая вам честь, корявая Венера?

Он сел на свое место. Испуганный Лука дрожащей рукой налил ему самогонки.

— Что же ты молчишь? — Офицер заметил, что Фрося прикрыла грудь, резко крикнул: — Опусти руки! Слышишь? Руки по швам! Подними платье. Выше колен! Еще! Да ты никак стыдишься? Забавно. — Он скрипуче засмеялся. — Теперь пой любовную песню.

Фрося стояла перед ним с дикими от ужаса глазами.

— Пой, сирена, лукавая соблазнительница, — со смешком проговорил офицер, жадно разглядывая Фросю. — Потешь меня... Я люблю девичьи задушевные песни. Пой, а то угодишь в сарай, к тем. Сначала отдам казакам, а потом к стенке

Горло у Фроси перехватило, она не могла открыть рта.

— Пой, стерва! — заорал офицер, вытаскивая наган. — Убью.

— Пошто вы так, ваше благородие, — робко заикнулся Лука.

Фрося запела, давясь рыданиями:

Офицер покачивал ногой, не спускал с нее пьяного взгляда, улыбался. Но вот голова склонилась на грудь, он прикрыл рукою глаза. За своей спиной Фрося услышала участливый шепот:

— Пой еще, сейчас уснет... Пой, а то плохо будет.

Фрося узнала голос денщика. Незаметно опустила платье, заслонилась от офицера

— Пой... — еще раз шепнул денщик.

Превозмогая себя, Фрося запела: