Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

«Сейчас, сейчас Василий скажет, — томилась за дверью Антонида. — Мой, скажет, ребеночек. Прости, батюшка, полюбили мы друг друга, нет мне жизни без Антониды. Ну, как там все это говорится... Благослови, мол, на долгую, счастливую жизнь».

Она плотнее прижалась к двери.

— У каждого своя доля... Все в руках божьих, — вяло проговорил Василий. — В писании сказано: кесарю кесарево...

«Господи, — ужаснулась Антонида. — Что же это такое, что он говорит?»

— Судьба не в божьих руках, а в человеческих, — сказал Амвросий твердо. — Слушай, в другой раз не сказал бы... Смотрю на тебя, ты вроде человеком становишься. Есть изба, лошадь, корова. Будет и остальное. Одного нет — жены. А ты ведь не молодой.

— Праведны слова твои, святой отец...

— Женись, Василий. Хочешь, в ноги тебе упаду: женись.

— Что вы, батюшка...

— Верно говорю: обзаводись семьей. Вот мое слово: женись на Антониде, вызволи девку из срама, стань отцом дитяти непорочного, во грехе зачатого... Освободи меня от тяжести непомерной. Не бойся... Я Антониду уговорю, согласится, она в отчаянности, я вижу, отец ведь я... Женись, Василий. Никогда не позабуду твоей милости. Я тут же уйду из Густых Сосен, все тебе оставлю — дом, скотину, хозяйство — живи в удовольствие. Антонида станет верной женой, замолит свой грех. Прости ее, по глупости она, по молодости...

Амвросий вдруг заплакал.

— Бог отметит твою доброту, воздаст тебе полностью. Женись на Антониде. Хочешь, позову ее?

Антонида торопливо отступила от двери.

Радость вспыхнула в глазах Василия. Вспыхнула и тут же погасла. Он вспомнил — недавно на колокольне ему неведомо как послышался голос попа: «Шибко-то, зятек, не командуй. Здеся хозяин я. Моим горбом все нажито» Василий про себя усмехнулся: «Не, поп... Не один ты разумник. Я тоже умный, не проведешь. Ежели я обженюсь на Антониде, тебя со двора палкой не сгонишь».

Еще что-то прикинул в уме, сухо отозвался:

— Отец Амвросий... И свое дите бывает в тягость, а чужой пащенок еще хуже... Я Антониду не хаю, может, и ничего баба будет, а ребенка ейного пущай с божьей помощью воспитывает кровный родитель.

Антонида в беспамятстве добралась до своей комнаты, упала на кровать. Она ни о чем не думала, ничего не соображала, не видела. Ночью бессвязно кричала, билась в истерике, отец сидел возле, гладил ей голову, сменял на горячем лбу мокрую тряпку.

Чужому человеку могло показаться, что Лука и Нефед живут в мире и дружбе. На самом же деле между ними была скрытая вражда. Лука завидовал достатку Нефеда, а Нефед, когда мог, вредил Луке.

Они были разными людьми — Лука скопидом, жила, его все в деревне называли заедателем. Хитрый — расставит свои сети, развесит паутину, любой запутается... Нефед тоже скаредный, за копейку задавится, норовит выбиться в первые богачи. Бывает, что петух машет крыльями, будто собирается подняться в высокое голубое небо... Так и Нефед. Решил, например, поставить мельницу, кирпичный завод, лесопилку, кожемялку. А крылья-то выше забора и не пускают — сидит покамест в своей лавчонке...

Вечерком Лука навестил Нефеда.

— Ну, как живешь? Мельницу не поставил?

— Не, паря... Не поставил покуда.

— А лесопилку?

— Гляди, Лука, вдарю...

— А кожемялку?

— Да брось ты, леший, — взмолился Нефед. — Вроде и умственный мужик, а дурак.

Лука долго визгливо хохотал, вытирал рукавом слезы.

— Погоди, Нефед... А как у тебя... ой, не могу... как с партийной ячейкой? Еще не вступил в большевики?

Нефед принес на стол чайник, кружки, молоко.

— У тебя-то, Лука, что нового?

— Наповадился Петька ко мне. Не то, что ко мне, а к Фроське, значит... Я и думаю: как тебя, малец, изловить для нашей пользы. Клюнул на водочку. И повело его... Кажинный день у меня, Фроську вроде совсем позабыл, только водку ему подавай. А Фроська печется, жалеет его, глядеть умильно. Ну, думаю, ладно... Петька на крючке, надо, чтоб не сорвался. А он напьется, и брык с копыт, спать. Здеся, паря верное дело: через Петьку выведаем все ревкомовские задумки, какие они на нас путы готовят. Только его надо крепко держать за жабры, чтобы и хвостом не трепыхал. Еще глядишь, все так обернется, что и Фроська моя будет.

Лука вдруг посмотрел на Нефеда злыми глазами, хмуро добавил:

— Ты, поди, соображаешь: разболтался Лука Кузьмич, мелет, чего надо и чего не надо... Проведать хочешь мои тайности, только зря мылишься, бриться не доведется. Я тебе всего не открою, ну, чего бельмы вылупил??

Война для Густых Сосен, видно, отгремела, откатилась куда-то на край света. Раньше бои шли чуть не за околицей, неподалеку ухали пушки, трещали пулеметы. А то через село как очумелые скакали пьяные вершие с шашками наголо, с винтовками, орали, палили из наганов. Это отступало белое воинство. За буйными казачьими сотнями, похожими на разбойные банды, тащились, скрипели по дорогам обозы — неприбранные, взлохмаченные подводы, будто вороньи гнезда на колесах.