Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

Луша сказала Антониде:

— Садись, подружка. Я сейчас самовар поставлю.

«Какая она домовитая... — подумала Антонида. — Обрадована чем-то».

— Ну, рассказывай, какие у тебя новости, — сказала она, когда Луша уселась за стол.

— Не подумай, что хвалюсь, Антонидушка, — зарделась Луша. — К тяте знакомый партизан приезжал, поведал...

По щекам Лукерьи потекли счастливые слезы, она смахнула их уголком платка, улыбнулась.

— Дима-то мой настоящий герой. Один сотню казаков победил. Как налетел на них с пулеметом... Право... Слушала, аж страх берет. — Она не знала, что еще сказать... — Домой, слышь, собирается.

Антонида вдруг поднялась со своего места, обняла Лушу за шею, прижалась к ней горячей щекой.

— Я к тебе буду приходить. — Она жарко дохнула ей в ухо: — Тоже с ребеночком... Будет у меня... Ношу уже...

— Антонидушка... — Лукерья крепко обхватила подружку рукой. — Вот оно, наше бабье счастье...

— Ничего не спрашивай, — торопливо заговорила Антонида. — Пока не могу сказать... Хороший человек, настоящий. Любим друг друга, он во мне души не чает. Вся моя радость в нем... Умный, ласковый.

— Да кто же такой, Антонидушка? Всех парней знаю, не замечала, с кем ты...

— После, подружка. Давай лучше поговорим о наших детях.

Обе рассмеялись. Луша разлила чай, поставила на стол чугунок с молоком.

— Пойдешь утром на уроки, занесешь ко мне маленького: «Лушенька, поводись... Пущай с твоим играет». А я сразу: «Оставляйте, Антонида Николаевна, чего там, свои же люди... И вечером приносите, сегодня комсомольское собрание, тятенька с ребятами позабавится»

Антонида вздохнула:

— Не знаю, что у меня получится с комсомолом. Не успеть мне всюду: ребенок, школа, комсомол, дома сколько забот будет... — Она мечтательно стала перечислять: — Мужу постирать, погладить, сварить повкуснее, коровенка у нас будет, гусей думаю развести, озеро же рядом...

Луша посмотрела на подругу, словно вспоминала ее и никак не могла признать.

— А я, Антонида Николаевна, — сказала она с затаенной гордостью, — порешила записаться в большевистскую партию.

Подруги разговаривали за самоваром, а Егор Васин ехал по широкой степи, думал невеселую думу. И степь вокруг тоже была невеселой, пожухлые травы, прибитые заморозками, черный лед в канавах и рытвинах, нахохлившиеся, сердитые сопки вдали. Холодный ветер гонит навстречу бездомный куст перекати-поля...

Егор думал, как сказать родителям Дамдина о гибели сына. Приятно принести в дом радостную весть, тяжело сообщить о горе... Как их утешить, какие слова подобрать и можно ли вообще чем-либо облегчить родительские страдания? Ему, Егору, горько — погиб муж его дочери, а им он сын — надежда и радость, ему отдали они всю свою жизнь...

Конь плелся шагом, Егор не подгонял его — не на крестины спешить, не на свадьбу... Цырен звал в гости, а он является с черной вестью... Заставил себя приободриться немного, когда уже въезжал в улус.

Егора встретил Цырен, обрадовался, крикнул жену и дочь, они убирали навоз в загородке для коров. Долгор приняла повод, дочка Должид стала расседлывать коня. Откинули полог, зашли в юрту. Она покрыта толстым, лохматым войлоком, порыжевшим от времени. Внутри полумрак, свет падал только сверху, где отверстие для дыма. Посередине нежарко горел очаг, у стены стояла темная божница с глиняными, закопченными фигурками богов-бурханов. Егору показалось, что грязные, неумытые боги спесиво и зло поглядывали на людей. Перед ними стояли бронзовые жертвенные чашечки с угощением. Может, богам не по нраву жертвенное приношение, может, они от него воротят глиняные, отбитые носы?

В полумраке виднелась кровать, закинутая серым овчинным одеялом, был еще низенький столик, расписанный хитрыми узорами. Егор догадался, что раскрашивал его какой-то умелый лама, может, столик стоял когда-то в бурятском храме — дацане... У стены напротив стола — высокий сундук. Возле входа — столик с полочками для чугунов, чашек, на нем стояли деревянные корытца, в которых подают вареное мясо. На стене висели уздечки, старые халаты-тэрлики, женские безрукавки — ужа, на полу грудой лежали войлоки.

Войлоки сложили один на другой, получилось сидение. Цырен усадил на него дорогого гостя, начал обязательный при встрече разговор:

— Хорошую ли траву накосили на зиму, сват?

Егор, который знал многие бурятские обычаи, пробасил:

— Какая нынче трава, когда дождей не было... До рождества сена не хватит. А как ваш скот?

— На своих копытах бродит пока. Думаю, перезимует... — Цырен закурил. — Как живет наша дорогая невестка Лушахон?