Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

— Ладно, я ничего не знаю, но другие рассказывают... Будто американцы отступают, японцы тоже... — робко проговорил Амвросий.

— Слушай, поп, — надменно сказал офицер. — Я человек военный и не стал бы с тобой миндальничать. Разговариваю только из глубокого уважения к его преосвященству и... — он поднял руки с четками, — к сему священному обмундированию.

— Не кощунствуйте, — строго заметил архиерей.

— Помилуйте, — возразил офицер. — Я же действительно... Впрочем, ладно. Так вот, большевики провели в Верхнеудинске свое сборище, так называемый съезд трудового населения Прибайкалья, свергли Советы, установили земскую власть.

Офицер с ухмылкой посмотрел на Амвросия.

— Как вам это нравится, святой пастырь? А вот другая новость: большевики Забайкалья и Дальнего Востока отделились от России, создали собственное де-мо-кра-ти-ческое государство — Дальневосточную республику.

— Не понимаю чего-то... — совсем растерялся Амвросий.

— Чего вы не можете понять? — с раздражением спросил архиерей.

— Большевики отказались от советской власти, учредили земство, отделились от России... — Амвросий потер ладонями виски. — Выходит, они пошли на попятный. Против кого же вы, владыко, собираете силы? С кем хотите воевать? На кого поднимаете православный люд?

— Отец Амвросий, — насмешливо заговорил офицер. — С вас можно писать непорочную деву Марию.

— Потрудитесь не забываться, — оборвал офицера архиерей.

— Виноват! — весело сверкнул глазами офицер.

— Не раскрывать же мне перед вами военных планов... В общем, каждая церковь должна стать для красных неприступной крепостью, каждый приход — героическим гарнизоном. Мы будем громить их в проповедях, если надо будет, превратим церковные окна в амбразуры, станем стрелять с колоколен.

Архиерей поднялся, прошелся по комнате. На виске у него билась тонкая, синяя жилка...

На улице чуть светало: сквозь щели в ставнях пробивался блеклый серый свет. Амвросию вдруг стало душно в комнате. Он встал, направился к двери.

— Пойду, открою ставни. Душно...

— Давайте выйдем все, подышим, — предложил офицер. — И правда, голова разболелась.

Все вышли на крыльцо. Была та неопределенная пора, когда ночь уже кончилась, а утро еще не началось — в предрассветном тумане все было мутным и словно двоилось, перемещалось, клонилось к земле. Постепенно ярче стали вырисовываться ближние предметы, дома, деревья. Потом показались дальние сопки, будто очерченные золотом, за ними вставало солнце.

— Символическая картина, — торжественно провозгласил архиерей. — Встает солнце. Господа, над Россией встает солнце освобождения, всевышний дарует нам жизнь — чистую, светлую, святую... — Он что-то вспомнил, остановился. Тут же заговорил снова: — У вас милая дочь, Амвросий. Она хочет стать комсомолкой? Порывы молодости, поиски вечной правды... Вы не мешайте дочери в этом.

— Как же, владыко... Где видано, чтобы поповна — и вдруг комсомолка?

— Надо быть мудрым, Амвросий. Это ее увлечение может оказаться весьма полезным для нашего великого дела. Пусть она войдет в доверие к городским руководителям. Нам надо знать их планы... Ждут ли нашего наступления?.. Что им известно о подготовке восстаний в селах? Каковы военные силы красных? Она может узнать и многое другое. Вы понимаете меня, Амвросий?

Если было бы светлее, архиерей увидел бы, как побледнел Амвросий.

— Вы хотите... ее... шпионкой?

— На военном языке это нанимается разведчица, — поправил Амвросия офицер. — Разведчик во все века важная фигура в военном деле, наши глаза и уши. Пренебрежение разведкой стоит много крови, больших потерь. Слыхал о Нэйсе-гегене? Монгольский лама, хитрющая был лиса. Атаман Семенов очень жаловал его за собачью преданность, возвел в сан главы будущего великомонгольского государства. И вот Нэйсе-геген погиб, расстрелян китайскими солдатами... А за что? Не проведал настроения китайцев, перешел из России монгольскую границу, был схвачен. Вот как важна разведка...

— Надо быть мудрым, Амвросий, — повторил свои слова архиерей. — Очень хорошо, если главарями молодежи во всех деревнях станут наши люди. Ведь вы же останетесь воспитателем и руководителем своей дочери, она не вышла из вашего послушания? — Он помолчал. — Пойдемте в дом, нам скоро уезжать. — Взглянул на сопки, за которыми вставало солнце. — Начинается новый день. Светлый, чистый, как наши святые идеалы.

Архиерей снова обернулся к Амвросию:

— Вам, дорогой пастырь, от нас не будет пока особых поручений. Рассказывайте прихожанам о великой освободительной миссии белого воинства, о красных ужасах. Проповедь у меня написана, я вам оставлю...