Юрий Тубольцев - Катон

Выжав из этой прижимистой публики все, что стоили ее добрые порывы, Катон свернул свиток и вышел из зала вместе со своими друзьями, предоставив пунийской знати возможность самостоятельно осмыслить создавшееся положе-ние.

Оказавшись в своем кругу, без посторонних, соратники Катона принялись поздравлять его с невероятным успехом.

- Эти пунийцы должны были сцапать нас и выдать Цезарю с великой выгодой для своих сундуков, - говорили они. - Ты же, Марк, не только лишил их прибыли, но заставил раскошелиться еще! Хитрых воришек, стяжателей по ремеслу и мировоззрению ты чудодейственным образом превратил в римских сенаторов времен Цинцината!

- Это потому, что я обращался с ними как с людьми, а не как с пунийцами, - устало сказал Катон. - В том наша беда, что мы утратили собственную природу. Мы отказались от естественных взаимоотношений и отделились друг от друга деньгами и прочими искусственными знаками корысти, тогда как истинное богатство для человека - природный мир, а в нем - люди.

Сенаторы переглянулись и пожали плечами.

- Катон, ты уже среди римлян, а не в толпе африканцев, - заметил один из них, - расслабься, здесь некого агитировать и обрабатывать, если не сказать, дурачить.

- Вот я и говорю, мы утратили естественность, основой которой является искренность, - недовольно отреагировал Марк. - Я никогда никого не обрабатывал и не дурачил. Просто я всегда стараюсь взывать к лучшему, что есть в людях, тогда как все остальные поступают наоборот.

Помолчав, он добавил:

- Однако надо действовать, времени мало. Как мы убедились, в пунийцах тоже сохранилось доброе начало, но прежде всего они пунийцы, и вскоре в них возобладает торгашеская натура.

Катон пошел в порт, чтобы уточнить состав наличных кораблей и проверить их состояние. Там он, как обычно, тщательно записал все, что его интересовало, а потом встретился с купцами. Их он настоятельно просил не покидать город и быть готовыми к принятию груза или пассажиров.

Вернувшись в свою резиденцию, Катон застал там гонцов от Юбы и Метелла Сципиона. Как оказалось, Юба с кучкой столь же прытких всадников, как он сам, скрывается в горах и, влача жалкое существование, всю оставшуюся царственность вложил в письмо. В своем послании он солидно рассуждал о перспективах продолжения войны. Однако, если, прибыв в лагерь Сципиона, он заставил его сменить пурпурную тогу полководца на белую, то с Катоном заводить речь об иерархии не посмел. Курчавый нумидиец почтительно спрашивал, какое решение примет строгий римлянин, и сообщал, что будет ждать его в горах, если он оставит город, и прибудет с войском к стенам Утики, если Катон предпочтет дать врагу бой на укрепленной позиции. Метелл с небольшой эскадрой спрятался за крутым мысом неподалеку от Утики и тоже интересовался мнением Катона относительно дальнейших действий.

Поразмыслив над сложившейся ситуацией, Марк не дал никакого ответа, а просто задержал послов. Увы, собственных войск в Утике было очень мало, так как основные силы Катон отправил в легионы Метелла, а потому все зависело от горожан. Если бы сейчас в Утику прибыл Метелл, это удвоило бы пунийцам соблазн совершить предательство, а появление у стен нумидийцев, извечных врагов жителей пунийских городов, вызвало бы панику. Катон решил дождаться решения пунийского совета и поступить в соответствии с его выбором.

Тем временем римские пунийцы совещались за закрытыми дверями с таким усердием, словно пересчитывали прибыль. Слова сыпались из них, как монеты в потайные подвалы. И хотя каждая из звучавших речей в отдельности стоила недорого, все вместе они сулили серьезный капитал одному человеку, в тот час стремительно маршировавшему к Утике во главе железных легионов.

- Катон словно сирена околдовал нас своей софистикой!

- Потому римляне и воюют друг с другом, что головы их засорены хламом греческих премудростей!

- Пусть себе воюют, сколько вздумается, но нас не втягивают в свои дрязги!

Такие голоса раздавались в зале, возбуждая атмосферу собрания нарастающей экспрессией.

- Вы только подумайте, на что нас подбивает этот римлянин! Мы должны защищать римскую свободу, которую сами римляне продали Цезарю еще под Луккой!

- Да кто мы такие? Никого из нас нельзя сравнить ни с Катоном, ни с Помпеем, а ведь оба они отдали Цезарю Италию! Сам Катон бежал из Сицилии, потом из Эпира, а теперь хочет, чтобы мы воевали против того, кто загнал его на край света!

- Ныне все могущество Рима перешло к Цезарю, и мы - ничто против него!