Вальтер Скотт - Анна Гейерштейн. Или Дева Тумана

Артур, не раздумывая, прыгнул с падающей скалы обратно на дерево, по которому он только что взобрался. При этом он, побуждаемый неодолимой силой, смотрел на свергающийся роковой обломок скалы. Две или три секунды эта громада качалась, будто б раздумывая, куда ей упасть… и вдруг, глыба весом около двадцати тонн ринулась по отвесной в пропасть, дробя и кроша в своем стремительном падении все встречающееся ей на пути: камни, кусты и деревья, и с грохотом, равным залпу ста орудий, ухнула в реку. От скалы к скале пророкотало оглушительное эхо, и раздавшийся гул, раздробившись на тысячи отголосков, еще долго держал в напряжении всю округу, пока понемногу не стих. Только где-то очень высоко, в области вечных снегов, эхо в последний раз донесло до величественных, равнодушных к жизни безмолвных вершин звуки случившейся катастрофы, но покрытые снегом исполины безучастно выслушали печальный голос низин и промолчали.

А несчастный отец? Он видел обрушение скалы, и не знал, что подумать о сыне! Первым порывом его было броситься к нему, и навстречу своей гибели. Но Антонио обхватил старика руками, и тот обрушился на проводника с яростью медведицы, у которой похитили ее медвежонка:

– Пусти меня, собака, или я убью тебя!

– Сжальтесь! – вскричал бедный юноша, бросаясь перед ним на колени. – У меня ведь тоже есть отец!

Это восклицание пронзило душу старика. Он тотчас оставил Антонио и, подняв вверх руки и устремив глаза к небу, вскричал полным глубочайшей скорби голосом:

– Fiat voluntas tua! 55 55 Да свершится воля твоя! (лат.) О, мое дитя! Я не отдам его разбитое тело на растерзание зверям и птицам! Я сойду к нему, к сыну моему, в преисподнюю! 56 56 Библия – Бытие, 37:36. – вскричал несчастный отец в тот момент, когда стая отвратительных стервятников пронеслась над его головой. – Я увижу сына прежде, чем волки и вороны растащат его останки! А ты останься здесь, и если я погибну, то возьми с моей груди запечатанное послание и доставь его по месту. В кошельке довольно денег для того, чтобы похоронить меня вместе с сыном и помолиться о наших душах; остальное оставь себе за труды – не бойся, ты не останешься в накладе.

Честный швейцарец хотя и был ума недалекого, но имел от природы доброе сердце – услышав последние слова старика, он заплакал. Понимая, что остановить убитого горем отца невозможно, Антонио безмолвно смотрел, как тот шагал к бездне, на дне которой лежало тело его сына, и чью участь хотел разделить с ним его убитый горем отец.

И вдруг с той стороны, где минуту назад произошла ужасная трагедия, раздался громкий и пронзительный звук: трубил рог, каким в древние времена собирали горцев на битву.

– Слышите, сеньор, слышите! – вскричал грисон, указывая рукой туда, откуда раздавалось звучание рога. – Мне знаком его голос. Это рог Гейерштейн. Верно, кто-нибудь скоро явится нам на помощь и проводит вас к сыну! Спаси нас Святой Антоний! Я вижу, на дереве кто-то машет белой тряпкой! Там, где упала скала.

Глаза старика были полны слез, и он, как ни старался, ничего не мог увидеть.

– К чему твои старания, – сказал Филиппсон, отирая слезы. – Я не увижу ничего, кроме бездыханных его останков…

– Он жив! Хвала Святому Антонио! Посмотрите, там что-то белое развевается!

– Это лоскутья его одежд, – сказал отец в отчаянии. – Нет, мои глаза не увидят его живым более… Мои очи видели его гибель… пусть же стервятники выклюют их!

– Да смотрите же! – не унимался швейцарец. – Эта ткань не висит на ветке, ею размахивают. Это сын ваш подает вам знак.

– О, если это правда, – вскричал путешественник, всплеснув руками, – то да будут благословенны твои глаза и уста! Если мы найдем моего сына живым, то день сегодняшний будет днем счастья и для тебя!

– Нет! – воспротивился Антонио. – Мне будет наградой, если вы послушаетесь моего доброго совета и возьметесь за ум. Погибни вы по собственной глупости, вина все равно падет на меня, ведь я ваш проводник, и будто мне по силам запретить Пилату трясти туман со своего чела, или помешать каменной глыбе обрушиться в пропасть, или не дать молодому господину пройтись по краю бездны, как по лезвию ножа, или, наконец, не позволить безумцу, чьи седины под стать мудрости, хвататься за кинжал, как ломбардскому браво 57 57 Браво – телохранитель и наемный убийца в Италии, Венеции и Флоренции на службе знати. …

Грисон и далее что-то причитал, но Филиппсон его уже не слышал, ибо всеми мыслями, всем сердцем устремился к кусочку материи, который, по мнению проводника, означал спасение его сына. Наконец он окончательно убедился, что ему действительно посылают сигнал, и надежда овладела им так же быстро и с такой же силой, с какой только что перед этим отчаяние. От радости он опять было собрался шагнуть в пропасть, но проводник вцепился в края его одежды и умоляющим голосом, стал тараторить еще быстрее: