Илья Куликов - Тёмные времена. Звон вечевого колокола

– Яблочки только от этих деревьев кислые, – сказала боярыня Праскевия Васильевна. – А пойдёмте, княгиня, в сад? Там погуляем, весельников послушаем.

Марфа недоверчиво поглядела на Праскевию Васильевну. Видно, здесь, во Владимире, к княгиням относятся по-другому, раз они могут даже весельников посмотреть. Последний раз до прибытия во Владимир она видела их только у батюшки.

В саду ей очень понравилось, и княгиня от души смеялась всем шуткам скоморохов и весельников. Боярыня Праскевия Васильевна смотрела на Марфу с грустью. Бедняжка, видно, в Костроме жила взаперти. Великий князь явно не является ласковым мужем.

– Боярыня Праскевия Васильевна, – робко спросила княгиня, когда скоморохи покинули их, – а могу ли я себе украшения купить? Мой супруг, великий князь Василий Ярославович, сказал, чтобы, прибыв во Владимир, я перестала быть пугалом и выглядела бы достойно княгини, но я не знаю, как здесь принято. Могу ли я выйти в город?

– Княгиня, – ласково сказала боярыня, – я специально для этого и буду всегда рядом с тобой. Мы для тебя подготовим наряды и украсим тебя, как и полагается княгине.

– А до меня ты служила Ксении Юрьевне? Скажи, а что она была за княгиня?

– Да, до тебя я служила ей. Она хороший человек, мы дружили. Вон там видишь качели? Их в своё время сделали для неё. Она любила на них качаться вместе с дочкой Соней. А до неё и с Любушкой.

– А правда, что Ксения и великий князь Ярослав любили друг друга? Ведь Ксения ещё более низкого рода, чем я! Как она смогла заставить великого князя полюбить её? Ведь их брак был тоже союзом, как и мой.

– Не знаю, княгиня. Когда начиналась их любовь, меня рядом с ней не было. Ксения часто говорила, что однажды супруг запер её в тереме, и она оттуда выбралась. С тех пор он её никогда не запирал.

– А часто она общалась с князем? Праскевия Васильевна, я, может, кажусь дикой, но это оттого, что я долго прожила взаперти рядом с мерзкой старухой, которая выводила меня на улицу раз в день, и гуляли мы только рядом с теремом. Иногда, раз в несколько недель, меня навещали родные. Я, если бы могла, в те дни наложила бы на себя руки.

– Здесь во Владимире княгиня – лицо князя. Твой муж это понимает. Но мне кажется, что тебе надо с ним поговорить. Просто как с человеком, как с супругом.

– Хорошо бы, – с грустью сказала княгиня. – К великой беде, он считает меня худородной и никогда не разговаривал со мной. Представляешь, за пять лет мы ни разу не поговорили!

– Ну, княгиня, значит, надо это менять. Пойдём в твои покои и постараемся сделать из тебя настоящую красавицу. Может, великий князь и не знает, что ты на самом деле красивая. Напомним ему об этом.

Княгиня улыбнулась и пошла вместе со своей новой подругой обратно в палаты.

Великий князь Василий Ярославович и посланники великого царя и хана встретились сразу, как только это стало возможным. Великий князь не знал их. Посмотрев на обоих, он отметил, что оба они магометане. Монголы отказываются от старого верования и приобщаются к мудрости Алкорана, подумал великий князь. Он не знал, радоваться этому или же, наоборот, печалиться.

С одной стороны, если бы монголы склонились в сторону православия, то, скорей всего, слились бы с Русью и стали бы здесь своими. А супротив своих кто поднимет оружие? Князья из рода Рюрика сменились бы постепенно князьями из рода Чингисхана. Но, с другой стороны, в случае принятия монголами православия это изменило бы данническую зависимость, превращая её из унизительной в почётную.

Так или иначе, но Менгу-Тимур склонился в сторону магометанской веры, и монголы следовали за ним.

– Улус Василий, – обратился, не скрывая своего презрения к великому князю, посол хана, – я прибыл к тебе, чтобы сообщить радостную весть. Великий царь принял решение провести перепись населения в своих улусах и для этого пришлёт в твои земли особых людей, которые будут подсчитывать всех подданных царя.

– Великий царь волен делать что пожелает в моих землях, – проглотив обиду и несколько склонив голову, ответил великий князь.

– Отныне каждый работник будет платить десятую часть своих доходов в казну хана, а каждый кочевник или воин – сотую.

От этих слов у великого князя защемило сердце. Сердце последнее время часто беспокоило Василия и нередко заставляло скрючиваться. Тогда он думал, что приходит конец, но он не умирал. Великий князь несколько раз глубоко вздохнул и, дождавшись, когда приступ пройдёт, обратился к послу: