Сергей Короп - Русь. Легенда о Рюрике

Медведь, не выпуская из рук тело жены, поднял глаза к небесам.

– Один, прими супругу мою Маринью в свои владения! Предоставь ей место у костра среди предков-воителей нашего рода! Оружие ее я передам наследнику нашему – Харальду, сыну Медведя – берсерку-воину!

Вытащив со спины наконечник копья, вождь бережно положил жену на шкуры. Затем, отдал приказ стоявшим подле него берсеркам:

– Соберите тела убитых женщин, детей и воинов. Сложим погребальные костры и двинемся дальше в дорогу.

Из десятка неистовых, двое умерли сразу по окончании сражения. Один истек кровью, а второй – от стрел, застрявших в груди. Погребальный костер соорудили быстро. Согласно обычаю предков, пепел развеяли по ветру, стоя на возвышенности. Уже, продолжив движение, Медведь спросил у Кюна:

– А ведь, главарь в маске ушел?

– Только ему одному и удалось уйти.

– Он найдет свою погибель! Клянусь Одином!

Шел второй день пути.

Заботы о новорожденном Харальде взяла на себя Аринья-целительница. Медведь все время пребывал в своих мыслях и говорил только, чтобы отдать необходимые распоряжения. Вождь полностью полагался на собственную интуицию, выбирая дорогу. Раньше путь указывала Маринья. Его любимая Маринья… Теперь она далеко. Сидит себе у костра, и слушает легенды Одина.

Вдруг Медведь встрепенулся. В сотне шагов впереди себя, он увидел супругу. Она стояла посреди дороги, выставив правую руку ладонью провернутой к Медведю, словно собираясь остановить движущийся обоз.

– Медведь! Медведь!

Вождь очнулся. Он уснул на ходу в седле. Его тормошил Бёдвар. В голосе звучала тревога.

– Медведь! Дозор вернулся!

– И, что?

– Нас окружают воины в доспехах.

– Много ли?

– Очень. Настолько много, что вся лесная поляна не может всех уместить. Среди них человек в маске.

Медведь скрипнул зубами.

– Где они?

– За тем пригорком.

– Кюн!

– Да, вождь!

– Забирай обоз, и уходи левее, к болотам! А мы встретим вражину и отвлечем на себя!

– Уразумел! – Кюн принялся выполнять команду, но не успел повернуть коня, как раздался громогласный возглас:

– Остановись, Медведь!

Это произошло так неожиданно, что все немного растерялись. Голос прозвучал, словно громовой раскат.

– Один! Один! – закричали женщины, увидев белобородого крепкого старика опоясанного мечом.

– Медведь! Меня ищешь? Я – Волк, лесной жрец.

– Ты – Воин Смерти? – спросил Медведь, приближаясь к старику, стоявшему во весь рост возле столетнего дуба.

– Раз ты знаешь, кто я, значит, Мариньи больше нет на земле.

– Она погибла, защищая Харальда. Сына моего.

– Я говорил ей, чем закончится ее земной путь. Она добровольно его выбрала для себя.

Волк приблизился к вождю берсерков, и внимательно оглядев всех, произнес:

– Вас ожидают. Подземные твари жаждут крови. Я проведу вас к своему жилищу, где вы обоснуетесь надолго. Теперь, я несу ответственность за предназначенного. Следуйте за мной!

Волк взмахнул рукой и на землю спустился густой туман, невзирая на то, что стоял полдень. Выйдя на поляну, берсерки увидели многочисленное войско, облаченное в латы. Они стояли отрядами по обе стороны лесной поляны, образовав узкий проход. Именно через этот проход и проследовал обоз Медведя, не издав ни звука. В густом тумане слышался такой сильный свист ветра, что многие воины закрывали уши, пригибаясь к земле.

Когда туман рассеялся, берсерки были уже далеко.

– Я наслал на них ваши видения! Долго же они будут сражаться с химерами! – сказал Волк, не сбавляя шага.

Его громкий смех еще долго звучал эхом в лесной тиши.

Новгородский князь Гостомысл имел довольно крутой нрав, и часто от этого страдали многие домочадцы. Особенно доставалось дочерям, кроме средней – Умилены. Именно она была его любимым чадом. С самого рождения, приняв новорожденную девочку из рук бабки-повитухи, князь увидел в маленьком личике, свою копию, и с отцовским умилением улыбнулся маленькому чуду. Тут же и имя дал – Умилена, что значит милая, добрая. С тех пор, так и росла, взрослела малышка под отцовским надзором, окутанная его безграничной заботой и любовью. После Умилены, родилась еще одна дочь – младшая, Светлина, но сердце князя благоговейно принадлежало лишь одной дочери. В каком бы гневном настроении не пребывал Гостомысл, круша все и всех подле себя, но стоило лишь появиться его родимой Умилене, как из разъяренного тигра, он тотчас становился нежным котенком. Поэтому все домочадцы старались дружить с любимой дочерью князя, хотя многие, втайне недолюбливали ее.