Александр Щербаков-Ижевский - Фронтовые будни без прикрас. Серия «Бессмертный полк»

Для своих потомков, живущих в двухтысячных, объясню, как надобно будет получить не выплаченные, но причитающиеся деньги семье солдата, офицера. Объясню пошагово.

1). Поднять документы, подтверждающие прямое родство с военнослужащим

2). Запросить архив Министерства Обороны о фронтовой биографии прямого родственника

3). Обратиться с заявлением в отделение банка, где хранятся вклады погибшего, или пропавшего без вести родственника (подскажут по справке в Госбанке)

4). Произвести начисления с учётом процентной ставки. На денежный вклад воина начислялся процент 2% годовых. В будущем с 1993 года % будет исчисляться в размере ставки рефинансирования.

Порядок в кассах Госбанка был достаточно налажен и проблем с отысканием причитающихся сумм, быть не должно. Но, тем не менее, готовьтесь к длительному «боданию» с кредитным учреждением в судах. Таковы условия игры.

Мы воевали, а вам денежки-то кто захочет просто так отдать? «Если погибнете, то и правду искать будет некому», – рассуждало государство.

Но так не бывает, чтобы после войны справедливости не было. Потреплете себе нервишки. Но твёрдо уверен, что своей правды добьётесь во всех инстанциях!

Иначе, за что мы кровь проливали?

Бабы на фронте тоже бывали. Командиры верхнего эшелона власти, как правило, даже от майора и выше, случалось, таскали с собой походно-полевых жен (ППЖ). В дивизии таковое не утаишь. Да и бойцы не осуждали вовсе.

Жизнь есть жизнь. В конце концов, все же люди. Женщины были в батальоне связи, медсанбате, роте химзащиты, полевой хлебопекарне, ветеринарном лазарете, почтовой станции, армейской прачечной, полевой кассе Госбанка. Конечно, крутили они романы, да в основном со штабистами и тыловиками.

Приходили в часть и залетные, местные. К таким выстраивалась очередь. Люди в тылу пухли с голоду. Поэтому деревенским бабам допускалось поддержать себя на солдатских харчах. Их по-человечески жалели. Никто особо не ёрничал и не возникал по такому поводу.

В ту пору солдат жил одним днем и не ведал, доживет ли до следующего рассвета.

Петруха рассказывал

– Зенитчицы были бабы серьёзные, деловые. Хи-хи да ха-ха! Особенно была мне люба и симпатична одна белобрысая, перекисью крашенная Тамара.

Пришла она на свидание по договорённости.

Ну, вот мы, взявшись за руки, и побежали до ближайших кустиков. На войне каждое мгновение удовольствия на вес золота. Спускаю штаны и быстренько приступаем к делу…

Но вдруг начинается обстрел и прямо по нашей площади. Это проклятый фашист наводчик, углядел в бинокль сцену непорочной фронтовой любви. Завидно видимо стало ему, козлу! Вот и вдарили по нам всей силой своей миномётной батареи. Подлецы, фрицы.

– Петька-а-а! Скорей, в укрытие! – кричат товарищи.

Мне штаны натягивать уже не было времени. Проще было сорвать их. Так и бежал нагишом до своей траншеи. В одной руке портки, а в другой сапоги держал! Туда-сюда мудями тряс по ходу дела.

Да-да, так и бежал между взрывами, колебал своими пречендалами. Вот хохоту было у товарищей! А что до блондинки Тамары…

Собирали её красивое молодое тело всем взводом. Завернули, что смогли найти в драную шинелку убиенного бойца. Затем группа товарищей отнесла собранные останки на зенитную батарею. Ихний командир принял поклажу и поблагодарил за службу.

Её подружки, не скрывая слёз, плакали.

Раненый в голову Николка поддержал своей исповедью

– Ох, и бабы здесь, в санчасти. Особенно одна, сестричка. Огонь! Витамин! Смотрю, сидит за занавеской, бинты крутит. Коленки развернула, а там ажно гланды видать!..

Устроились мы хорошо, возле кусточков на мягонькой травке.

Но, тыловая мразь, лодырь санитар нет, чтобы пройти десять шагов до воронки, вывалил за кусты, прямо на наши головы отбросы из операционной: кишки там разные, бинты кровавые, тампоны.

Сестричка глаза закатила, подвывает, повизгивает, ничего не видит, рычит. А у меня всю способность отшибло: под самым носом лежит отрезанная человеческая рука с оторванными пальцами, совсем свежая, и кровь из неё сочится…

Тык-мык-затык… Хотел в руки отрезанную плоть взять и отбросить. Но понял, что сам в крови запачкаюсь. Елозил, возился на сестричке, пытался от реальности абстрагироваться. Даже глаза свои закрыл. Одна хрень перед глазами видится, рука кровавая…

Так и сбежал из чапыжника за санчастью в полном «некончизме» и совершенно расстроенным».

Пулемётчица Олеся Василькова была 14-летней полковой «давалкой». Она никому не отказывала в близости. Добро и зло, грех и добродетель у неё всё было перемешано. Ей взрослые дяди-лейтенанты сказали, что надо быть в обязательном порядке «подстилкой» для солдат.