Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Переглянулись бояре: на кого Олег укажет? А он обвёл всех взглядом, на Никифоре остановился:

— Тебе, воевода, посольство править. — Помолчал, щёку потёр. — По первопутку отправишься. Присмотрись, кто нам друг, дороги в горбах выведай.

Тебе, воевода, сухопутьем полки вести, оттого и послом к болгарам едешь.

Никифор кивнул согласно:

— На той неделе в путь тронусь, князь. Эвон снежок порошит.

— То и ладно. И вам, бояре, дело сыщется: ко всем князьям славянским отправитесь звать на империю. Да не токмо Русь поднимем, но и чудь, и мерю, и иных друзей наших, чтоб ромеи содрогнулись. А в Новгород Ратибора пошлю: чать, он новгородец, ему и на вече речь держать, люду кланяться.

В высокой глинобитной ограде дворца хаканбека были потайные оконца, через которые тот разглядывал улицу, оставаясь невидимым. Особенно интересовался он той частью улицы, где она выходила к базару.

Когда после субботы, запрещённой по иудейской религии для всяких дел, оживал базар, хаканбек приникал к оконцу, подолгу разглядывал, чем живёт Итиль. Поднимая тучи пыли, трусили груженные тюками ослики. Казалось, у поклажи выросли голова с огромными ушами и ноги. Шагал караван верблюдов, гордых и невозмутимых. Рядом плелись погонщики. Ехал отряд арсиев на тонконогих скакунах. Спешил на базар люд, одетый в разнообразные наряды: в восточные халаты и чалмы, овчинные тулупы, домотканые армяки из грубой шерсти и дорогие шубы. По одежде хаканбек мог определить, из каких мест тот или иной человек.

Совсем рядом у потайного оконца ограды две нищенки, одетые в жалкие рубища, затеяли спор. Одна другую обзывала. Хаканбека это вывело из себя, и он велел страже взять нищенок и наказать достойно.

Насмотревшись на жизнь Итиля, хаканбек уходил во дворец, где его ожидали государственные дела. Во дворе толпились главные чиновники по сбору пошлины. Раз в неделю хаканбек принимал их. Чиновники докладывали ему о поступлениях в казну, и по тому, увеличивались они или уменьшались, хаканбек судил о проезде через каганат торговых гостей, о торговых сделках и о торговле в государстве.

Особый чиновник, облечённый высокими полномочиями, ведал учётом доходов из Тмутаракани. Этот город на берегу рукава, соединяющего море Сурожское с морем Русским, был пристанищем для многих купцов. Его не миновали гости из Херсонеса и Руси, Византии и италийских земель. Через него пролегал путь на Восток. Хаканбек говорил, что Тмутаракань — это крупный бриллиант в перстне каганата. Утрата такого города для него была равна потере одной трети всех доходов хазарской казны.

После того как в придонские степи вошла орда Мурзая, Тмутаракань постоянно тревожила хаканбека: ну как печенеги прорвутся к предгорьям и отрежут её от каганата! Разве мог он, мудрый хаканбек, подумать, что печенеги не на Русь обратят внимание, а на Хазарию... Если Тургут привезёт мир и князь Олег не будет угрожать хазарским сёлам, хаканбек выставит против печенегов всю мощь каганата и заставит их откочевать к правобережью Днепра. Пусть тогда Мурзай и Сурбей столкнутся между собой. Они перекроют русским купцам торговый путь из Византии в Киев. Вот тогда князь Олег поймёт, о чём мыслил хаканбек, пропуская печенежские орды в степи Приднепровья.

На берегу Днепра в стороне от Подола плотники строили ладьи. Ставили каркасы, тесали доски и обшивали остовы. Тут же булькал в чанах вар. Ладьи конопатили, смолили и уже готовые спускали на воду, перегоняли выше по Днепру, где за поворотом реки находилась их стоянка. Здесь ладьям предстояло зимовать. А в морозы, когда Днепр сковывало льдом и ладью нельзя было спустить на воду, корабли морозили борта на снегу.

По подсчётам Олега, он должен повести на Царьград тысяч десять ратников: пять из них пойдут морем, а остальные — сушей. Коли никакой помехи не случится, полки выступят в мае-травне месяце, а в июне-розанцвете встанут под стенами Царьграда.

Великий князь киевский знал, как много опасностей будут подстерегать ратников и на море, и на суше, но он верил: удача будет ему сопутствовать. Олег чувствовал азарт, подобно тому, как чувствует себя охотник, идя с рогатиной на медведя.

Князь часто думал о Царьграде, и он ему виделся. По рассказам торговых людей, а особенно Евсея, Олег представлял каменные стены и башни Константинополя, город, поднимавшийся по холмам, Золотые ворота и голубую гладь бухты, где стоит флот Византийской империи. С ним, могучим оплотом Византии, предстоит сразиться ладьям Киевской Руси.